Анна Христолюбова - Грехи отцов

Лай прекратился, и под ноги им, звеня цепью, выкатился лохматый чёрный ком.

Игнатий вытащил из кармана заветренную серую горбушку и, сунув псу половину, повернулся к Алексею.

– Запомни, Ладыженский, это главный пособник любого самовольщика. С ним надобно дружить. – Он протянул Алексею второй кусок. – На, угости его.

Алексей скормил Жуку подношение, и мохнатый мздолюбец запрыгал вокруг, крутя хвостом и норовя поставить на него передние лапы.

К Неве пробирались задворками. Возле устоев наплавного Исаакиевского моста, несмотря на поздний час, ещё стояла пара извозчиков, поджидая седоков.

Игнатий обернулся.

– Удачи тебе в твоих авантюрствах. – В глазах его прыгали искорки. – Постарайся воротиться до побудки. На самый крайний случай – к семи часам. Если молитву пропустишь, ещё, может, и не заметят, но коли не явишься к началу занятий – точно засекут. Первым часом латынь. Иогашка Цетлер всегда списки фискальные составляет. Дотошный, немчура…

– Спасибо тебе. – Алексей неловко пожал ему руку и вскочил в розвальни.

Извозчик зацокал, погоняя коня, и сани заскользили по свежему снегу в сторону Нижней набережной.

Домик на Нижней набережной против лавки английского купца встретил тёмными негостеприимными окнами. И Алексей почувствовал себя ребёнком, получившим в подарок вместо оловянных солдатиков пару стоптанных башмаков. Лишь где-то на самом донышке души шевельнулось едва ощутимое облегчение.

Он нерешительно поднялся на крыльцо и стукнул в дверь. Не надо было отпускать извозчика… Теперь придётся возвращаться пешком.

Створка отворилась бесшумно и раньше, чем он успел опустить руку, точно тот, кто её открыл, стоял там и ждал, и Алексей даже отступил от неожиданности. Перехватило горло, и он замер на пороге, не в силах произнести ни звука.

– Пожалуйте записку, – прошелестела тень, возникшая в дверях. Пальцы дрожали, никак не могли нащупать за обшлагом клочок бумаги, и он испугался, что потерял его. Наконец, записка была извлечена.

Тень с поклоном отступила внутрь, жестом предлагая войти, и Алексей шагнул в чернильную темноту таинственного дома.

Провожатый открыл перед ним ещё одну дверь, и Алексей очутился в комнате, тонувшей во мраке. Где-то в глубине тускло горела одинокая свеча, её слабый свет делал тьму вокруг ещё гуще. Но ничего рассмотреть он не успел.

Нежные руки обвили шею, и на Алексея обрушился шквал поцелуев и ласк. Последнее, что он видел, опускаясь за податливой тонкой фигуркой в густой мех разбросанных по полу звериных шкур, была матовая белизна совершенного, словно греческая статуя, тела. После чего тусклый огонёк мигнул и погас, и навалившаяся темнота целомудренно укрыла чёрным бархатом две сплетённые в объятии фигуры.

– Что вам угодно? Вы явились меня оскорблять? – Она старалась смотреть холодно и спокойно, но чувствовала, что получается неважно.

– Я явился требовать, чтобы вы оставили в покое моего сына.

Когда-то взгляд этих глаз согревал её, ласкал, обливал нежностью… Теперь в нём искрились все льды Чукотского моря, открытого недавно Берингом.

– Требовать? Вы? У меня? – Она рассмеялась нервно. – Да кто вы такой, чтобы требовать?!

– Вы правы – никто. И блудни ваши мне безынтересны. Не льститесь, что мне есть до вас дело, – сказал, будто плюнул, и губы покривились презрительно. – Коли возжелаете, можете весь кадетский корпус поселить в своей спальне – воля ваша. Но если вы ещё хоть раз приблизитесь к Алексею, ваш муж узнает много интересного. Вся коллекция ваших амурных трофеев мне вряд ли ведома, но и тех непотребств, что знаю, включая рыжего курляндца, с коим вы путаетесь нынче, будет довольно.

Если бы взгляд мог убивать, этот человек, что стоял перед ней, заложив за спину руки, просы́пался бы на ковёр кучкой серого пепла. Жаль, что испепелить взглядом на самом деле нельзя – она с удовольствием посмотрела бы, как он корчится в огне. Видение было таким живым и ярким, что она даже улыбнулась.

– Вы меня поняли, сударыня? – Льды Арктики потушили инквизиторский костёр в её мечтах, вернув в гостиную, к человеку, стоявшему напротив.

Не мигая он глядел ей в глаза. Из всех мужчин, что были в её жизни, он один умел так смотреть – точно бабочку булавкой прикалывал.

– Вы поняли меня? – Он повторил почти по слогам.

– Я вас ненавижу!

– Это как вам будет угодно. – Он пожал плечами. – Прекратите морочить Алёшке голову и можете развлекаться дальше в своё полное удовольствие – боле меня не увидите. Вам всё ясно?