А. Киселев - Грехи отцов

Калитка оказалась запертой изнутри. Разбираться не стали, выбили и вошли во двор. Бросившуюся под ноги шавку огрели валявшимся тут же поленом. Лай сменился визгом. Двое встали на крыльце, по обеим сторонам двери, третий остановился, не поднимаясь на ступеньки. Достали наганы. Переглянулись. Старший кивнул. Тот, что помоложе, несколько раз ударил рукояткой в дверь. Довольно долго ничего не было слышно. Старший нетерпеливо дёрнул плечом. Теперь уже двое заколотили в дверь рукоятками револьверов.

— Кто там?

— Открывай, открывай! — лёгкий смешок, беззлобное ругательство. — Откроешь — узнаешь!

Дверь, чуть скрипнув, медленно отворилась. На крыльцо вышел невысокий человек со щеголеватыми усами. Гражданская одежда не могла скрыть военной выправки.

Двое быстро схватили его за руки, выкручивая за спину, старший, одним прыжком взлетев по ступенькам, нанёс удар рукояткой нагана в голову…

Хозяин сидел за столом, руки связаны за спиной, лицо залито начавшей уже подсыхать кровью из рассечённого лба. Старший сидел напротив хозяина, двое других «гостей» методично переворачивали всё в доме вверх ногами.

— Ну что, ничего?

— Ничего. Только вот это. — Один из проводивших обыск положил на стол две георгиевских медали. — Да, похоже, кто-то недавно был здесь. Задняя дверь не заперта. Посмотреть бы, да темно уже, а лес рядом…

Старший нехорошо заулыбался, покручивая барабан револьвера:

— Что это тут у тебя творится-то, а? Не успел вернуться домой, так сразу сходки какие-то? Белогвардейский заговор тут устраиваешь?

Хозяин разлепил залитые кровью губы:

— Ж-жена это с д-детьми… К м-матери ушли…

— Так я тебе и поверил! К матери — да огородами? — Казалось, упоминание о жене только больше разозлило старшего. — Я тебе покажу — жена! Зубы нам заговорить успел, пока дружки твои, контра недобитая, огородами в лес уходили!

Хозяин что-то пытался возражать, но слов не было слышно, старший орал, брызжа слюной и размахивая перед его лицом наганом.

— Мало вы кровушки нашей попились, мало нас мучили да на фронте на германские штыки гнали, за нашими спинами прячась! Теперь вот заговоры белогвардейские устраиваете! Жена, видите ли, к матери, видите ли! Я тебе покажу — жена!

Страшное зрелище, когда ногами бьют связанного человека…

Двое, видимо, зная крутой нрав своего начальника, предпочитали не вмешиваться, стояли в углу, угрюмо смотря на происходящее…

— Ну, и что теперь будем докладывать? — они, похоже, чувствовали себя не в своей тарелке.

— Что, что… При попытке к бегству, вот что. Оказал, мол, вооружённое сопротивление, прикрывая отход своих негодяев-сообщников… Лучше пошарьте-ка, может самогоночка найдётся, да хоть огурец какой — закусить… Выпьем… За первую годовщину победы нашей Революции… Забыли, что ли? И за победу мировой!

Ноябрь в этом году выдался дождливый и слякотный, природа как будто скорбела о чём-то, несправедливо содеянном, пытаясь слезами искупить вину — знать бы только — за что?

Человек медленно брёл по бульвару, глядя под ноги — то ли чтобы не промочить ног в многочисленных лужах, то ли чтобы не видеть окружающих… А может — просто стараясь оттянуть какое-то неизбежное, но очень неприятное событие…

Чем больше стараешься оттянуть неизбежное, тем быстрее оно тебя настигает.

Человек сверился с бумажкой, на которой был написан адрес, и вошёл во двор…

— Здравствуйте… Нет-нет, мы не знакомы…Вы меня не знаете… Я вас, в сущности, тоже… Вы поймите, мне так трудно сразу объяснить, зачем я пришёл, это всё надо по порядку… Разрешите, я лучше пройду, а то в пороге неудобно, это не сразу расскажешь… Спасибо, спасибо…

Человек, три минуты назад, на улице, сверявшийся с адресом на бумажке, поминутно извиняясь, раздевался в узкой прихожей. Он почему-то не проявлял любопытства ни к окружающей обстановке, ни к хозяину, не осматривался и, только пройдя на не менее тесную кухню, усевшись на табурет, положив руки на стол, вздохнул и поднял голову.

— Чай, кофе? Вы извините, что не предлагаю ничего более существенного, но мне скоро уходить, да и поймите, я же вас совсем не знаю…

— Нет-нет, что вы, что вы… Я не затем пришёл, чтобы пить-есть… Поверьте, у меня очень и очень важное дело, только я не знаю, как начать…

— Да как-нибудь и начните! — хозяин, не присаживаясь, стоя у окна, ободряюще улыбнулся. — Смелее!