Татьяна Донченко - Фатум

Я схватила коктейль из рук бармена и сделала большой глоток, а потом виновато посмотрела на друга.

– Доминикана. Я еду в Доминикану.

Джей Ди как-то неопределенно кивнул, а затем молча выпил свой коктейль до дна. Я собиралась рассказать, почему решилась на этот переезд, о том, как мне будет больно, если он обидится на меня за это. Меньше всего я хотела потерять еще и друга. Но как только я открыла рот, то смогла произнести лишь имя Майкла, всё остальное растворилось в бесконечном потоке рыданий.

На плече появилась рука Джей Ди. Он утешал, говоря что-то на ухо, но я услышала только последнее:

– …у тебя день рождения, в конце концов!

Я подняла голову и вытерла слезы салфеткой. Джейден улыбался, но глаза были полны грусти.

– Ты на меня не злишься? – пробормотала я, всхлипнув.

– Еще как злюсь! – он протянул мне еще стопку салфеток. – Я, конечно, могу попробовать убедить тебя остаться, но я же не эгоист. Если останешься – будешь несчастна. Я давно заметил, что тебе здесь… тесно, что ли. Ты какая-то другая… Аспен не для тебя. Я не знаю, что именно ждет тебя в Доминикане, но вдруг что-то гораздо большее, чем абьюзивные отношения с кретином Фишером и скучные вечера с отцом перед телеком? Помнишь свой сон? Про свадьбу на берегу. Может, это был знак?

– Он и был, – улыбнулась я сквозь слезы. – Я чуть не вышла замуж.

– Не думаю, что дошло бы до свадьбы. Ты и Фишер – сплошное недоразумение. Вы как будто встречались не друг с другом, а с идеализированным версиями. Он даже не знает, какая ты на самом деле. А ты, слава богу, вовремя увидела его настоящим.

Я набросилась на друга с объятиями.

– И, давай, заканчивай со слезами, крошка! Развела Ниагару! – скомандовал Джей Ди. – Немедленно на танцпол, я все еще хочу затанцевать тебя до смерти! А после ты у меня так напьешься, что весь полет проваляешься трупиком в кресле, напрочь забыв о страхе летать.

Самолеты! О чем я, черт возьми, думала, когда тыкала пальцем в тот список?

Когда я улетала из России, меня провожали школьные друзья и подруги детства. В тот день я так напилась, что проспала все путешествие. Папа, мягко говоря, удивился, встречая невменяемую дочь в аэропорту. Помню, он еще долго беседовал по телефону с матерью и отчитывал за пробелы в воспитании. Тогда я ни-че-го не помнила из полета и до сих пор считаю, что это – отличный вариант для аэрофобов. Не зря же почти во всех зонах вылета есть бары!

– Похоже, ни один аэропорт мира никогда не увидит меня трезвой…

***

Если я когда-нибудь научусь пить перед каким-нибудь важным событием, ничего при этом не натворив, а потом наутро буду выглядеть, как огурчик, – пожмите мне руку.

– Все собрала? – угрюмо спросил папа, когда я спустила вещи.

Мы молча стояли друг напротив друга. Никто не решался заговорить первым. Бедный папа все еще дулся на меня за спонтанное решение переехать и винил во всем моего бывшего жениха.

Папа, как лучший лыжный инструктор во всем Аспене, всегда держал багажник битком забитым оборудованием. Для моего рюкзака и чемодана не сразу нашлось место, словно все вещи отца ревниво не отпускали меня в поездку.

Я ехала на пассажирском сидении, смотрела в окно сквозь пелену слез и думала, как мне будет не хватать друзей, отца, воскресных катаний и, кажется… Майкла. Я мельком взглянула в зеркало, чтобы одернуть себя и прекратить думать о нем.

Машина подъехала к центральному входу в аэропорт, я увидела своих друзей и коллег. Меня бросило в мандраж, а они накинулись на меня с пожеланиями и напутствиями. Я же молча кивала и старалась уделить внимание каждому. Взгляд то и дело останавливался на Джей Ди. Ему было паршивей всех.

Как только мы оказались рядом друг с другом, он протянул мне конверт.

– Вот, держи. Билли пробил тебе бесплатный вход в зал ожидания бизнес-класса.

– Спасибо! – с грустью вздохнула я. – Что же я буду делать в Доминикане без тебя?

Друг манерно скорчил гримасу:

– Вот и узнаем!

Папа подошел ко мне последним и с серьезным видом посмотрел в глаза:

– Еще есть время передумать.

– Пап…

Он неуклюже приобнял меня за плечи и тихо сказал:

– Напиши, как доберешься. Я люблю тебя, мышонок. Просто хочу, чтобы ты это знала.

В груди неприятно сдавило. Гарри Пирс редко говорил о своих чувствах, почти никогда.

– Я тоже тебя люблю, – шмыгнув носом, я чмокнула папу в колючую щеку. – Не налегай на халапеньо!

Меня провожали долго и шумно, а потом чуть не задушили в объятиях. Только когда я оказалась в зоне таможенного контроля, осознала, что действительно уезжаю. Я протянула паспорт работнику службы и улыбнулась, чтобы хоть как-то походить на человека, но скептический взгляд таможенника профессионально сканировал меня от макушки до плеч.