Шарлеманн Готье - Вольно, генерал - Стокгольмский синдром

© Шарлеманн Готье, 2022

ISBN 978-5-0056-9535-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Мне нравится бить тебя кнутом. Я выбью из тебя всю гордость. Я поставлю тебя на место. Как Ад дрожит передо мной, так задрожишь и ты».

Так думал Молох, осыпая своего пленника ударами кнута. Тот стискивал зубы, корчился, но не вскрикивал – показывал чудеса выносливости. Молоха это раздражало, потому каждый удар был мощнее предыдущего. Пленник стискивал зубы раз от раза сильнее. Кажется, ещё чуть-чуть, и от зубов во рту останется крошка.

Избитый мужчина тяжело дышит, но улыбается. Его длинные чёрные волосы растрёпаны. Он выглядит уставшим, но в глазах всё равно играет огонёк азарта. Пленник заинтригован: что же будет дальше? От периодических ударов его кандалы позвякивают в тишине. Всё происходящее – увлекательная игра, делающая жизнь веселее. Всем своим видом пленник говорит: «Бей же, чего ты ждёшь? Ты же не хочешь, чтобы я заскучал?».

– Брось, Люциан, тебе же больно. Признай это, и я закончу, – палач ходит из стороны в сторону, зачем-то наматывая горько пахнущий искусственной кожей кнут на свой большой кулак.

По габаритам он больше пленника, похожий на языческого бога войны. От палача веет чем-то тлетворным, а в глазах читаются жестокость и желание довлеть надо всеми, кто перед ним. Он был из тех, чей взгляд сразу ощущается даже в толпе – жадный и сверлящий. Если он сопровождал слова этим взглядом, то нельзя было не повиноваться.

Поговаривали, что вместо торжественных лент этот языческий бог предпочитает носить в волосах окровавленные мышечные жилки. Сам он похож на исполина, вырезанного из меди и обожжённого жгучим пламенем. Это не делало палача некрасивым – наоборот, в нём присутствовала животная красота. Стоило такому демону принять настоящий облик – голова его становилась бычьей. Внутри каждого демона скрывался зверь, которого он по возможности пытался скрыть.

Люциану это тоже знакомо: он принимал настоящий облик, но очень редко. По истинной природе своей Моргенштерн был безобразен, как и Молох. Один вид настоящего облика повергал в ужас любого неподготовленного зрителя.

– Никак нет, господин главнокомандующий, – сквозь стиснутые зубы пробормотал Люциан, слегка подняв голову и выдавив ухмылку.

На ногах генерал стоит крепко и старается говорить как можно меньше, чтобы не выдать своей боли. Спину жгло и саднило так, будто от кожи там осталось одно только приятное воспоминание.

Люциан привлёк внимание главнокомандующего наплевательским отношением к правилам. Не сданные вовремя отчёты, связи с сослуживцами, спутанная бухгалтерия. Главком решил с этим разобраться, чтоб другим было неповадно. Впрочем, тут сыграло свою роль и симпатичное лицо генерала. Молоху сразу захотелось остаться с ним наедине.

– Сколько мы здесь уже? – риторически произнёс Молох, обходя генерала по кругу. – Часа три, не меньше, а ты всё играешь со мной, – он покачал головой и схватил демона за волосы, чтобы больно оттянуть кожу и приложить того лицом об своё крепкое колено.

– Счастливые часов не наблюдают, – Люциан утёр потёкшую кровь, шмыгнул носом и посмотрел на Молоха с вызовом, окровавленный и гордый.

Моргенштерн выпрямился в ожидании новой серии звонких ударов. И он дождался. Несколько раз досталось спине, да так, что всё тело содрогнулось, а ноги подкосились. Генерал решил стоять крепко. Он знал, что Молоху очень хотелось поставить его на колени. Главнокомандующий несколько раз стегнул Люциана по икрам и подставил подножку – генерал сопротивлялся, но всё же рухнул на колени.

– Уже сдаёшься? – оскалился Молох.

– Не сегодня, – с открытым упрямством заявил генерал и с усилием встал. Раны ныли, кровь затекала в брюки, ткань галифе стремительно темнела.

– Тебе говорили, что ты дурак? – пренебрежительно поинтересовался главнокомандующий и наградил пленника настолько хлёстким ударом по груди и плечу, что Люциан взвыл.

– Я, может, и дурак, но точно не слабак, – с усмешкой ответил Моргенштерн, твёрдо стоя на ногах.

Он скрывал боль как умел. Молох понимал, что он сейчас испытывает, и наслаждался моментом. Боль – лошадка с норовом, поди оседлай такую да удержись, не упади. Люциан пока что держался. Что он, что Боль – оба были с характером.

Именно это Молоху в Люциане и понравилось. Жертва изо всех сил старается казаться сильной – можно добиваться криков сколько будет угодно. Но на сегодня, пожалуй, хватит. Всё это – будто шахматная партия с самим собой, когда в любой момент можно убрать шахматы обратно на полку.