Шарлеманн Готье - Вольно, генерал - Стокгольмский синдром

Главнокомандующий флегматично кладёт кнут на стол и садится в большое кожаное кресло, и подзывает к себе мальчонку, стоящего у дверей, чтобы выпить. Ощутив щекотливый запах алкоголя, Люциан заинтересованно посмотрел на поднос и добрёл до Молоха. Генерал пошевелил руками – главком услышал звон и хмуро подумал о том, что в следующий раз лучше взять верёвки.

– Если дашь выпить, можешь меня хоть на медленный танец пригласить, – насмешливо произнёс Люциан и, не дождавшись разрешения, обеими руками бесцеремонно взял стакан с подноса. За пару секунд он осушил его несколькими жадными глотками.

Главнокомандующий усмехнулся, когда Люциан небрежно поставил стакан обратно. Что ж, пусть погреется: он заслужил немного тепла.

– Учту, – коротко отозвался Молох, наградив пленника пренебрежительным взглядом.

– Я отдавлю тебе все ноги, – пообещал Люциан и натянуто улыбнулся.

Генералу кандалы не очень-то и мешали. Он с лёгкостью извлёк из кармана пачку вишнёвых сигарет «Эвдемон» и закурил. Люциан расположился на диване, стоявшем неподалёку, и пустил дымок под потолок. Он сделал это с особой грацией, по-королевски. Правда, королевские особы не сутулятся, как он, и бреются чаще раза в неделю. Зато сапоги у Люциана по-прежнему блестели, заботливо начищенные гуталином, а пряжка ремня бодро посверкивала. Моргенштерн прилёг на диван и запачкал покрывало кровью. При затяжке он закусывал сигарету, поскольку ткань раздражала открытые раны.

Молох смотрел на это с неприкрытым любопытством. Забавный кадр этот демон: он должен скулить, как побитая собака, познакомившаяся с крепкой хозяйской рукой, а вместо этого он лежит на диване и преспокойно курит. Как часто вы таких встречали?

– С твоими ранами вальс был бы вишенкой на торте, – Молох подпёр голову рукой и сощурил поблёскивающие глаза, то ли любуясь, то ли изучая.

– Не тебе увлекаться сладким, здоровяк, – заметил генерал, почесав щетинистый подбородок. Его взгляд приковала к себе картина, висящая напротив. Не «Тайная вечеря» ли случайно? С каких пор те, для кого война – наркотик, обращают внимание на живопись, тем более такую?

Молох поймал любопытный взгляд Люциана и с фырком опустошил стакан с бренди.

– Тебя спросить забыл, – с пренебрежением произнёс он. – Согласен, в ней что-то есть. Группа людей, объединённая одной целью, как небольшая армия, – главнокомандующий отставил стакан. – Не воюют только мёртвые, но и они поднимаются, когда места на кладбищах заканчиваются.

Люциан усмехнулся. Уж его-то не подкупишь никакими сладкими сказками о том, какое война благо и как важно сражаться за родину. Глупее всего слепо исполнять чью-то волю.

«И с такими взглядами я пошёл в армию», – с иронией подумал он.

– Многие любят воевать. Правда, это как правило те, кто не хочет быть пушечным мясом, – Люциан попытался встать, но покрывало с дивана присохло к его ранам и поднялось вместе с ним. – Твою-то мать…

Молох засмеялся бы, но вместо этого он поднялся и сел рядом. Развернул лицо Люциана к себе за подбородок. Генерал смотрел на него с ярко выраженным недоумением. Вглядывался в янтарные змеиные глаза и искал разгадку такому странному поведению, причину хитрой ухмылки.

Неожиданно Люциан почувствовал сухое и горячее прикосновение губ к своим. Получился тихий и скромный поцелуй, от которого немного закружилась голова. Сердце пустилось в пляс, хотя не должно было. В нос ударил терпкий, особенный запах тела, оседающий где-то в груди. Получилось замечательно, Моргенштерн вздрогнул от волнения.

Минутой позже спину генерала обожгло адским пламенем нестерпимой боли, ведь с неё резким движением сорвали присохшее покрывало. Люциан громко вскрикнул, глаза его застелила влажная пелена. От злости он укусил Молоха, чтобы отблагодарить за такую деликатную помощь. Главком не огорчился: ему понравился привкус железа на губах – он напомнил ему о славных и яростных битвах.

– Вкусно.

Люциан нахмурился и молча показал ему средний палец прямо в лицо.

Люциан Моргенштерн мирно шёл по коридору штаба, чтобы отнести в архив залежавшиеся на его столе увесистые старые папки. В каждой хранилось досье солдата, и везде было необходимо расписаться. Особенно трудно Люциану давались лестницы, поскольку за горой папок не было видно, куда идти.

Пару раз Моргенштерн навернулся и ударился головой. Проходившие мимо солдаты поначалу принимались смеяться, но потом, увидев его грозный взгляд, говорящий о готовности убивать, они помогали старшему по званию подняться и собрать документы.