Mel RedWolf - Ветер перемен. Веря в жизнь. Часть 3

Аэль смутно вспомнился облик в белом одеянии. Высокая, могущественная, но в её глазах читался гнев. Может ли быть все по вине царицы? Может ли быть так, что Аэль ошиблась?

Женщина вновь погружалась в себя, не замечая, как ноги делают шаги в избранном направлении. Только ветер, коснувшийся щеки, вывел женщину из долгих размышлений. Мрак уже стал другим – он не давил со всех сторон и напоминал собой туманную маску, что использовали ведьмы. Аэль попыталась присмотреться. Ветер вновь коснулся тела, подталкивая в спину идти.

Чтож, раз это твоя воля, я не смею противиться.

Подумала Аэль, устало возобновив шаг. Спустя сто шагов появился первый звук – то свистел ветер и шумел прибой. Странное сочетание, ветер с водой не враждовал. Свободная всегда была добра и снисходительна к Милосердной. У богинь не было причин ссориться, тогда почему же ветер бил по воде, будто пытался ее затоптать?

Аэль выступала вперёд, туда, где звук усиливался. Рокот волн напоминал рычащего дикого зверя, ветер свистел и извивался, будто кружился, желая повалить вековые деревья, но было что-то ещё – ветки стучали друг о друга, как клинки о щиты в ожидании схватки.

Шаг крепчал, обратившись в бег. Пелена подернулась и словно тонкий шлейф ткани, распахнулась. Аэль открылся перед глазами разлом. Смутно он напоминал тот, что раскрылся, став причиной смерти Фаврир. Алые реки крови сочились из него, окропляли сухую мертвую почву и текли рекой. Ветер буйствовал, он пытался закрыть разлом, но не мог. Воды речные пытались его закрыть, но не под силу им это было. Могло ли это значить, что богини были бессильны перед напастью?

Аэль шагнула вперёд, шаг оставил след на земле, приняв её. Только сейчас женщина обнаружила, что была без одежды. К рукам потянулись голые сучья сиротливого дерева – изуродованного, словно смерчем. Аэль подняла взгляд к небесам – черным, словно сама ночь. Молния ударила в разлом, но и тот, содрогнувшись, выстоял.

Царица нахмурилась и сделала ещё шаг. Взгляд обратился к реке крови, что бежала с разлома. Куда она течет? С этой мыслью разум устремился к её течению. Словно пушинка, Аэль оказалась подхвачена ветром. Он нес царицу над бесплодными полями к расщелине, в которой и копилась чаша крови. Три столпа у неё горели тусклым светом, старые письмена рассекали обглоданный камень у подножия трёх фигур.

На попытке прочесть буквы, женщину будто что-то вытолкнуло из сознания. Брови подернулись и разгладились, а потом напряжение в теле пробудилось, как разряд. С ним еще один локон обратился в пепел, а пушистые ресницы, давно уже обретшие белый свет, зашелестели, словно на ветру, сообщая о скором пробуждении.

Рефаль не сдвинулась с места, лишь однажды освободив руку для того, чтобы воспламенить чаши, освещающие шатер. Щит Великой скрылся и у нес с собой свет, оставив заботу обо всем остальном на Лукавую, что укрыла небо своим рукавом, на котором красовались мерцающие огоньки – звёзды. К Рефаль заходила Нарья, слегка оклемавшаяся и уже не такая мертвенно-бледная и покачивающаяся тростинкой на ветру.

В этот раз её приняли и узнали много нового о ведении дел, о шагах, которые предпринимала Аэль для того, чтобы удержать оборону, но вместе с тем узнала и о том, что в последнее время неважно она выглядела, да и поседевшие пряди волос говорили сами за себя. Многое из того, что узнала Рефаль, волновало царицу. Не столько боевые действия и тактика. В них сомневаться не приходилось, ведь Аэль воевала при Огненной и некоторые ее решения были продиктованы лучшим опытом прежней царицы Огня, а иные – ее собственным характером.

Другой вопрос был в том, что сражения шли тяжелые. Не каждый новичок и даже ветеран сможет грамотно распределять силы в подобных ситуациях, а Аэль зачастую шла на риск и себя кидала в самую гущу сражения, чем заработала уважение и признание даже у Нарьи, но вызывала опасения у родительницы Дорэль. Не гоже ведь ей, как избраннице любимой дочери Рефаль, искать погибели в схватке. Только и этот бой показывал, что скорее она сражается на грани, чем ищет способа сгинуть.

Больше в шатер не заглядывали по приказу дурфы, которая ни на минуту не позабыла о том, что у нее на руках драгоценная возлюбленная дочери. И эту дхаргу всё больше понимала мать, отметив и для себя диковинную красоту этой воительницы. Дорэль всегда тянулась к неизведанному и в этом желании была постоянна. Но на этом разглядывание спящей баргустки закончилось и густые брови вновь сошлись на переносице, предупреждая о приходе тяжелых дум.