Джон Эдгар Уэйн Персиваль - Гражданская война

– Ну и хвастун же ты, – Элиас покачал головой и начал тихонько смеяться. Он все это время ждал, что в комнату ворвется Хельга и начнет проводить проверку. Раньше она такого не делала, но сейчас ситуация изменилась, и девушка крайне любопытно себя вела последние дни.

– «Облачный атлас». Ты видел этот фильм? Мне про него говорил Артур, ну тот что привез мне все необходимое, – Элиас кивнул. – Хова в захлеб про него рассказывал. Он любитель всяких странных идей, как например перерождение душ и прочее.

– А ты нет?

Ответа на вопрос не последовала сразу. Марк был занят покупкой фильма, и в этот момент ему позвонили.

– Держи, пусть пока начнет грузиться. – Циммерман вернул ноутбук Элиасу, а сам ответил на звонок.

Аргентайл осторожно взял ноутбук и улегся на кровать. Ему нравилось лежать на животе и таращиться в экран компьютера; бывало так, что он засыпал в таком положении, а просыпался с вмятинами на лице от клавиатуры. Прошло полчаса и только тогда Марк вернулся в комнату.

– Долго же ты… – Элиас уже успел задремать. Его разбудил легкий толчок Марка, который заставил сердце трепетать и биться так сильно, словно Аргентайла испугали во время сна.

Просмотр фильма растянулся на четыре часа. Иногда они делали паузу, чтобы сходить в туалет или на кухню за чаем; пару раз прерывались на паузу, чтобы обсудить тот или иной момент. Такие разговоры заканчивались обычно неловким молчанием, потому что выводили ребят на откровенный диалог. Как только побежали первые титры, Элиас тут же уснул. Убрав ноутбук, Марк осторожно поднял Аргентайла и уложил его нормально на кровати. Снимать одежду с Элиаса он не рискнул, но носки стянул. Циммерман собрал все чашки и утащил на кухню, чтобы помыть; затем вернулся в комнату и улегся спать в кресло. Ему не хотелось нарушать личное пространство Элиаса и ложиться рядом, поэтому ему пришлось терпеть неудобство в кресле.

Остальные дни перед рождеством протекали примерно одинаково: Элиас ходил на работу, возвращался домой, они смотрели фильмы или ездили по магазинам вечером, один раз умудрились погулять по парку, когда шел снег. Аргентайл уже позабыл о своих чувствах и воспринимал Марка как нового-старого друга, которого ему так не хватало в жизни; Циммерман вел себя также. Но в этом общении чувствовался странный надлом, некая недосказанность, которая жаждала вырываться наружу и заявить о себе. Что это могло быть? Не знал ни Элиас ни Марк; они могли только догадываться, но высказывать предположения было запрещено. Им не хотелось все разрушать.

Утро двадцать пятого декабря начиналось как обычно. Элиас собрался на работу и уже стоял на пороге, как вдруг в коридоре появился Марк. Еще совсем сонный и потрепанный он подошел к Аргентайлу, взял его за руку и тихо, почти шепотом сказал:

– Возвращайся пораньше. Я приготовлю потрясающий рождественский ужин. Не хочу, чтобы все остыло.

Это прозвучало так по-семейному тепло и радушно, от чего Элиас опешил и раскраснелся. Циммерман не заметил этого, потому что еще спал на ходу. Аргентайл осторожно высвободил руку и открыл дверь. На него набросился холодный воздух, который заставил встрепенуться и перестать мечтать. Дорога до ресторана показалось такой быстрой. Каждую секунду Элиас думал о произошедшем утром, о том, как он счастлив сейчас, о том, как мало ему времени с Марком. Еще вчера он видел в нем друга, а сегодня чувства подступили с новой силой и теперь уже не желали покидать голову парня. Каждый нерв его был оголен и заставлял Элиаса чувствовать, что раньше он отказывался делать.

Работа предательски не могла отвлечь его от мыслей, что терзали последнюю неделю. Вырвавшись с новой силой, они сделали Элиаса медлительным и унылым, лишили ловкости и настроения. Он так глубоко погрузился в себя, что, иногда принимая заказ, просто кивал и ничего не записывал. Приходилось переспрашивать и это вгоняло его в краску на публике.

– Аргентайл, хватит мечтать! – закричала Брайнович, выходя из кладовой. Парень только кивнул, но ничего не изменилось.

Перед рождеством наплыв посетителей быль большой, столиков катастрофически не хватало; официанты то и дело метались по залу, только и успевая принимать заказы и относить записки на кухню. В самобытном хаосе, который наступает в MMA каждый год, Элиас казался белой вороной. Он плыл, когда должен был бежать, мечтал, когда должен был думать, зевал, когда должен был улыбаться. Сегодня он все делал не так; он перестал быть тем, кем хотел казаться.