Александр Уваров - Лемурия

«С окнами на собственный пляж, с балконами и террасой», — мысленно добавила она, вспомнив не к месту красочное описание виллы, которое её муж получил от Вениамина накануне отъезда.

— …симпатичная, наверное. Мы как раз туда и едем! Да, господи, забыла совсем! Надо вас с мужем познакомить. Вот он…

Она повернулась к машине.

— Сидит важно, надулся…

Помахала рукой.

В ответ послышался протяжный автомобильный гудок.

— Сюда! На минуточку! Лёша, ты бы тоже подошёл, поздоровался. Известный писатель… Лёша!

Не дождавшись ответа от мужа, заявила огорчённо:

— Вредный какой! Вы…

Чуть ближе подошла к Михаилу.

— Вы ведь правда здесь надолго? Так хотелось бы ещё с вами пообщаться, поговорить о ваших книгах…

— Надолго, надолго, — поспешно ответил Искандеров. — Я живу здесь, Ира. Нарака теперь мой дом. А вам…

Краем глаза он увидел, что машина тронулась с места и медленно покатилась мимо них в сторону ближайшего переулка.

— …надо возвращаться. Ваш муж, похоже, устал вас ждать.

«Тойота», миновав их, проползла ещё метра два и остановилась. Водитель снова засигналил.

— Да, я пойду, — согласилась Ирина.

Она погрустнела и опустила голову.

— Давайте на «ты», — неожиданно предложил Искандеров.

Она встрепенулась и посмотрела на него… С надеждой? С радостью? С радостной надеждой?

«Чепуха! Кажется, кажется…»

— Мы?

— На «ты», — подтвердил Искандеров. — Мы же теперь знакомы.

И он едва заметно коснулся её руки. Она не убрала руку, не отпрянула, не отогла в сторону.

Кажется, ей понравилось мимолётное это прикосновение.

— Конечно, — согласилась она. — Теперь знакомы. Мы же увидимся ещё?

— Конечно, — подтвердил Искандеров. — Нарака — маленький город. Идите… Ира, тебя муж зовёт!

Дверь приоткрылась. Всклокоченная голова высунулась из машины.

— Да… До свиданья! До свиданья!

И она провела кончиками пальцев по его руке. Мимолётно. Неслучайно.

Неужели так…

Машина рванула с места, брызнув мелкими камешками из-под колёс. Быстро набирая скорость, пронеслась по улице и свернула в переулок, пропав за поворотом.

Секунду на базарной площади была тишина.

А потом Михаил услышал хлопок закрывшейся челюсти пришедшего в себя продавца.

— Какая женщина! — восхищённо забормотал табачник. — Высокая, кожа белая… Жаль, рассмотреть хорошенько не успел! И русский совсем не понимаю. Английский в школе учил, пять лет учил. Русский не учил… Я вам, господин, две щепотки лишних насыпал!

Он подмигнул Искандерову.

— О чём говорили, уважаемый? Мне можно сказать, вы же мой постоянный клиент. Мы же почти родственники!

— С мужем она приехала! — строгим тоном отрезал Михаил.

Продавец всплеснул руками.

— Да кому это мешает! Вот в прошлом году…

— Извини, дорогой, времени нет, — прервал восторженную речь табачника Искандеров. — Пойду я. Спасибо за бонус!

И помахал на прощание продавцу.

Тот, не обратив на жест его никакого внимания, продолжал говорить без умолку.

Теперь уже на родном, совершенно непонятном Искандерову языке.

Эмалированный тазик, белый с синей неровно выведенной местным кустарём-умельцем каймой упал на вылоденный серо-жёлтой плиткой пол и отчаянно, истошно, протестующе загремел, будто выражая крайнее недовольство столь неделикатным обращением.

Зинаида Павловна схватилась за сердце и громко ойкнула, но до ушей мужа звук её голоса не дошёл, будучи заглушённым разновысотными детскими визгами и шумом льющейся из проржавевшего душа воды.

— Ой, я сказала! — уже громко и требовательно повторила Зинаида Павловна.

И на этот раз ответа ей было.

Зинаида Павловна встала, запахнула расшитый золотыми лилиями шёлковый халат, и решительно направилась в душевую.

— Ираклий, я просила тебя помыть детей, потому что они стали потные и плохо пахнут, но я вовсе не рассчитывала, что эта простая…

Она замерла на пороге.

Трое отпрысков, темноволосых и до местной смуглости загоревших мальчишек-крепышей восьми, шести и четырёх лет от роду, уподобившись диким обезьянкам из заповедника Денпасавара, носились друг за другом по всей комнате (благо размеры душевой позволяли детишкам разгуляться), метко поражая друг друга мочалками, скрученными полотенцами, бутылочками из-под шампуня и кусками мыла.

— …процедура вызовет такой шум и гам! Ираклий!

Зинаила Павловна схватилась за сердце.

Сейчас она заметила, что буйное потомство успело ещё до принятия водных процедур изрядно разгромить душевую комнату: по полу из угла в угол перекатывались разноцветные ароматические шарики, предназначенные для принятия вечерних релаксирующих ванн (саму ванну для таких процедур местный строитель слепил прямо во дворе из остатков добытого где-то Ираклием Клементовичем на стройке и прямо в бочках привезённого к семейному домику бетона), занавеска с душевой кабинки была сорвана и безжалостно истоптана босыми детскими ногами, эмалированный тазик отброшен был к самому порогу, а красный резиновый бегемот, которого Ираклий Клементович наивно пытался использовать для развлечения энергичных детишек и одновременного завлечения их под живительные водные струи, был просто разорван на части.