В тот момент я только про себя посмеялась: ведь моя мать ничего не грела, а мажет, не то слово толстым слоем! Пачками кладёт, не размораживая! Но вот в этом временном отрезке моей истории, вспомнив тёткины слова, мне вдруг подумалось: «Да мне хотя бы тоненьким!».
И я улыбнулась… Слегка так, с маленького-премаленького легонца скривила губки в подобие лодочки, и о Боги! Кардинальные метаморфозы! У мужика грудь и плечи удвоились в размерах, глаза заблестели, полуулыбка стала улыбкой во все тридцать два! Его сексуальной энергией меня чуть не сдуло, вернее, едва не вынесло волной на берег!
Моя неопытная персона тут же немножко испугалась, боязливо покосившись на своих, но сразу же поняла, что опасаться нечего — Алекс, как сурикат, уже торчит в полный рост у самой кромки воды: не отрывая глаз, следит за моей безопасностью.
— Это твой парень? — интересуется мужик, проследив мой взгляд.
— Отец! — заявляю гордо.
Мужик немного скукоживается.
К Алексу подходит брат, уперев руки в бока, они о чём-то говорят, пока Эштон продолжает возлежать на кирпичном песке, разглядывая девочек справа. Алёша с разбегу ныряет, профессионально двигаясь размашистым баттерфляем в мою сторону.
— А это кто? — снова интересуется мужик, и на этот раз, у него, кажется, сжалась даже голова!
— А это брат, — елейно отвечаю ему.
— А тот на пляже?
— Который?
— Тот, что лежит.
— А, этот… этот не брат, но и не парень! — честно отвечаю.
Лёшка уже у меня под носом:
— У тебя всё в порядке, сестра? — спрашивает по-русски.
— Конечно, брательник, лучше не бывает!
— Смотри у меня! Если что, я тут, поблизости!
— Ага, я в курсе уже. А не много ли вас с Алексом на одного этого мужичка? — тяну, разглядывая своего кавалера.
— Не много. Захотим и третьего подключим!
— Это вряд ли, у него есть занятия поинтереснее!
— Сонь! — брат подплывает ближе.
— Да?!
— Ты это представление для Эштона что ли устроила? Кончай, давай! Алексу не нравится этот хрен и мне тоже!
— Фу, брат! Я так никогда замуж не выйду из-за тебя!
— Так не за этого же карлика престарелого!!! — у брата, кажется, уже искры из глаз сыплются.
— Не наговаривай! Нормальный он мужчина! Ваши девки на Алекса пялились, а он постарше этого будет!
— Так то Алекс, а это хрен с горы! Ни рожи, ни кожи! Почувствуй разницу, детка! Он же тебя на раз снять хочет, ежу понятно! А девки были не наши, и мы их отбрили! Так что, давай, сворачивай тут свою флотилию соблазнения!
— Да ну тебя! — мне трудно скрыть обиду.
— Я найду тебе нормального парня, достойного. Не торопись! — голос у брата уже мягче.
— Ловлю на слове…
— Лови, я слов на ветер не бросаю!
Затем моему мужику на испанском:
— Всё мужик, сгинь отсюда, частный пляж — усёк? К девочкам нашим не приближайся, белые буйки не пересекай!
Выбегаю на берег замёрзшая, вода тёплая только у берега, а на глубине тот ещё холодильник.
— Ляг на песок животом, согрейся! Смотри, губы совсем синие, — причитает мама.
— Лучше ко мне иди, Сонь, я так нагрелся на солнце, что сейчас воспламенюсь! — приглашает меня отец.
Я тут же оборачиваю себя вокруг его действительно горячего как печка тела, и он тут же смеётся:
— А-а-а! Ледышка! Холодно, блин!
А мне хорошо! Так хорошо, что словами не описать. Так и сидим с ним в обнимку, охлаждая и согревая друг друга.
Алекс молчит некоторое время, положив подбородок на мою макушку. Потом вдруг выдаёт:
— Соняш, ты как маленький замёрзший котёнок, и так жалко тебя вдруг стало…
У меня от этих слов тут же щиплет в носу — я личность эмоциональная, а отец продолжает:
— А помнишь, в детстве ты всегда изображала из себя кошечку, и повадки все точно копировала, даже молоко лакала из миски, — смеётся. — Такая мурлыка была!
— Помню. А мама ругала меня…
Маман тут же оправдывается:
— Это когда тебе шестой год уже пошёл, а ты всё кошкой на четвереньках по полу бегала, я уж думала у тебя того… сдвиг в умственном развитии! Какая мать так не подумает?
— Мне просто нравилось быть кошкой!
— Да, и чесать левой ногой за ухом! — теперь и мама смеётся.
— Ну видишь, Лер, я же тебе тогда говорил, что это просто образ такой! Зря ты ломала ребёнку кайф! У моей девочки в глазах всегда незаурядный ум светился, разве этого мало?!
— Ну да, ну да! Тебе только волю дай, ты им всё позволишь!
— Не преувеличивай, Лерусь. Далеко не всё!
Отец целует мою макушку и проводит ладонью по голове, точно так же, как гладил в детстве кошечку Соню, и только в этот момент я вдруг замечаю взгляд Эштона — острое ядовитое лезвие. Меня словно из жаркой Испании в одно мгновение переместили на холодный Северный полюс, прямо так, в купальнике, с мокрой головой, и даже не выдали полотенца. Одно единственное за день столкновение взглядами, и в душе у меня зияет ядерная воронка. Вот как? Как он так делает? А главное, зачем? И почему?
Читать дальше