А я словно под гипнозом: перед моими глазами самая прекрасная картина самого талантливого художника — смуглая спина Эштона… Даже отсюда, хотя я и не так близко, как хотелось бы, видны стекающие по его золотой коже капли, они собираются, образуя тоненькие ручейки, или упорно не двигаются с места, отчаянно сверкая на солнце. Его затылок — не просто затылок, а предмет произведения искусства, ведь вода укротила его непокорные локоны, нежно собрав их в одну сексуальную волну, стекающую с головы на шею, с шеи на спину… И я знаю, что будет дальше — спустя время он вспомнит о них, резко запустит руку, разворошит, растормошит, и мокрые пряди тут же завернутся в мокрые кольца, созерцая которые добрая половина женщин этого пляжа, включая меня, будет готова отдаться без лишних вопросов, сразу и по первому требованию. Вот только сам обладатель мужской красоты не будет спешить — он выбирает долго, медленно, не спеша, ищет лучшую из лучших — самую красивую, самую стройную, самую женственную, самую ухоженную и самую дерзкую… Самую из самых…
Мой брат красив, мужественен, развит физически, но Эштон лучше: плечи чуть шире, талия чуть уже, линии мышц чуть изящнее… Всего по чуть-чуть, а результат сшибает с ног. И не только меня…
Две девушки, две распрекрасные девицы в белом и голубом купальниках, спасибо, хоть не в одних трусах, подходят к нашим парням. Обе блондинки, обе симпатичные, обе сильно заинтересованные, о чём свидетельствуют их ровные белые зубы, сияющие в не сходящих с лица улыбках, словно намертво прилипших к наглым ртам!
— Ну вот! Что я тебе говорила?!
Мама громко вздыхает, потому что ей нечего ответить, нечего возразить, потому что факт налицо.
В этот же самый момент Алекс возвращается, накупавшись в море, сощурившись, почти незаметно разглядывает ситуацию откровенного женского пикапа напротив нашей виллы и наших шезлонгов с зонтами. Судя по его едва заметной натянутой улыбке, он, в отличие от мамы, настроен менее доброжелательно к происходящему. И я вижу, как одна из девушек замечает его спину, приклеивается к ней взглядом, за ней и вторая, и у обеих на лице… практически шок. Да, девочки, у нас тут питомник мужской породы, а это представитель генофонда!
На самом деле, если абстрагироваться от моих субъективных предпочтений, то стареющий Алекс красивее и Эштона, и Алёши вместе взятых и помноженных друг на друга. Алекс — неподражаемый и неповторимый, не поддающийся научному объяснению экземпляр. Единственный в своей лиге! Создатель, похоже, упражнялся на нем в собственной гениальности, стараясь переплюнуть самого себя. И дело даже не во внешности, которая упрямо не подчиняется законам биологии, не желая стареть, а в том неповторимом шарме, который струится из него подобно радиации, поражая всех вокруг их же собственными желаниями. Женщины хотят его в свою постель или даже жизнь, мужчины стремятся войти в круг друзей, знакомых, партнёров по бизнесу. И как мама живёт с ним? Ведь эти девочки, девушки, тётки не переводятся НИКОГДА!
У самого Алекса, как он мне однажды признался, собственный взгляд на свою уникальную красоту сформировался только к сорока годам:
— Красота — это ноша или испытание, жизненный тест, состоящий в исключительном соблазне потерять всякие ориентиры и спустить свою жизнь к чертям!
— Почему? — спрашиваю пятнадцатилетняя я.
— Потому что возникающая иллюзия вседозволенности, вседоступности и расширенных возможностей в жизни разрушает личность с такой скоростью, какую мозг не способен осознать! Выдающаяся красота требует незаурядного ума, чтобы с ней справиться!
— Ты же не разрушился, значит у тебя супермозг?
— Нет! — выдыхает с довольной улыбкой от уха до уха, потому что идейная беседа подошла, наконец, к своей кульминации: — У меня твоя мама! Мне мой тест помогла пройти моя собственная персональная отличница!
Затем добавляет шёпотом:
— Подозреваю, это не первая моя сессия, которую она курирует!
— Серьёзно?! С чего ты взял?
— А с того, что я в слишком юном возрасте подозрительно точно и чётко знал, чего хочу и к чему мне нужно, заметь, «нужно» стремиться! Обычно людям требуются годы, чтобы поднять в личных топах истинные ценности, мои же были запрограммированы с самого начала! Я словно знал, что должен искать свой маяк.
— Маяк?! — чем больше он говорит, тем меньше я понимаю.
— Твою мамочку, Соняш! Она — моя отличница, мой маяк, моя путеводная звезда или как там это называется? Моё спасение, короче.
Читать дальше