Олег Кудрин - Страсть и надежда

Люцита растерялась, замолчала — она к нему с любовью, а он к ней с вопросами.

— Но ведь Максим не мог взять это чертово ружье. Он же не вор и тем более — не убийца. Зачем ты так сказала? Зачем?

Жуткая боль сжала ее сердце и отбилась эхом во всем теле. То мать мучила, а теперь и Миро пристает с теми же вопросами.

И Люцита не сдержалась — закричала:

— "Зачем" да "зачем"? Потому что я ненавижу этого гаджо. Я сделала все, чтобы его посадили… Или ты хочешь, чтобы посадили меня?

Миро с недоумением посмотрел на нее.

— Да! Да! Что ты смотришь на меня? Это я стреляла! Я ту лощинку за кустами давно высмотрела, еще когда Баро своей конюшней хвастался. И дорожку неприметную, тесную, где на лошади только ускакать можно, тоже разведала!

— Ты стреляла… в меня?

— А почему нет? Ты же бросил в меня нож так, что к щиту припечатал!. — прокричала Люцита ему в лицо и тут же неожиданно сломалась, с крика перешла на плач. — Нет, Миро! Нет, мой миленький, не в тебя я стреляла, а в гадину эту, в Кармелиту! Но рука дрогнула. А как в тебя попала, очень испугалась. И ружье бросила. И на край света ускакать хотела. И потом перед всеми играла, мол, ничего не знаю… Но если бы ты не выжил, я бы себя тоже убила!

Люцита упала на траву, забилась в истерике.

Миро осмотрелся вокруг — не слышал ли кто, о чем они… Нет, хорошо, что никого рядом — и бросился успокаивать ее.

— Сестричка моя, постой, постой, успокойся! — крепко сжал в объятиях, прижав ее лицо к своей груди.

Люцита сначала забилась, словно птица в силках, потом успокоилась, затихла. Начала говорить, заикаясь, сквозь слезы:

— Ты не поверишь, Миро, но я помню каждое мгновение, когда с тобой общалась. С самого детства. Вот, как себя помню, лет с трех, так и тебя помню.

— Да… Хорошо… — все тем же успокаивающим голосом произнес он. — Я тоже все помню, сестричка…

— А еще, знаешь, я помню, как ты меня поцеловал. А ты вот забыл, наверно. Когда я упала с лошади. Не помнишь, нет?

Миро молчал, вспоминая.

— Ты подбежал ко мне и поцеловал. Мне тогда было лет пять, а ты был уже совсем взрослым.

Он улыбнулся:

— Ну как же — взрослым! Лет десять. И поцеловал я тебя как сестренку, чтобы ты не ревела.

— Ты будешь смеяться, но для меня это было очень важно.

— Нуты — дуреха, сестричка. Миро погладил Люциту по голове.

— Миро, а, Миро, — сказала Люцита просительным тонким голосом. — Забудь Кармелиту.

— Люцита…Люцита… Разве ж это от меня зависит, — грустно ответил он. — Ты пойми. Я люблю тебя. Правда люблю, но как сестренку. Не больше.

— И что же, теперь опять побежишь за ней? Будешь унижаться так же, как я перед тобой?

Миро промолчал, не зная, что сказать. Но внутренне он прекрасно понимал, что да, побежит. И будет в сотый раз говорить об одном и том же, ожидая, когда же Кармелита его полюбит.

Люцита тоже поняла, о чем он подумал. Мягко освободилась из его объятий, встала и пошла куда глаза глядят.

А Миро остался сидеть в траве один. Прислонился спиной к дереву. И вглядываясь в небо, просвечивающееся сквозь листья, думал: "Господи, ну зачем же все так напутано? Зачем же столько боли, расплескавшейся, где больше, где меньше, на стольких людей? Ну помоги хоть как-то, Господи! А может… и вправду, забери кого-нибудь из нас, но только не Кармелиту, к себе. Забери, чтобы оставшиеся здесь, на Земле, смогли как-то выпутаться из этой липкой паутины. А?".

Но небо молчало.

И только дерево весело шумело листвой.

Колесо жизни провернулось вхолостую. Бывает и так.