Морган Мэтсон - Лето второго шанса

– Тейлор. – Голос Уоррена звучал странно.

Мой подбородок задрожал, и, хоть я еще даже не успела открыть глаза, по щеке скатились две слезинки.

– Нет, – сказала я, поворачиваясь лицом к окну, и прижала согнутые колени к груди. Если бы я открыла глаза, все это стало бы явью. Как только я открою глаза, все происходящее станет правдой. Как только я открою глаза, отец будет мертв.

– Вставай, – устало произнес Уоррен.

– Расскажи о кока-коле, – попросила я. – Что там пытались изготовить?

– Аспирин, – сказал Уоррен, помолчав. – Это была ошибка.

Я открыла глаза. В окно лился солнечный свет, и я вдруг ужасно разозлилась. В такой день солнце не должно светить. Должна бушевать стихия. Я посмотрела на Уоррена. Его лицо было покрыто пятнами, а в руках он теребил салфетку.

– Отец, – сказала я, и это был не вопрос, а утверждение.

Уоррен кивнул и тяжело вздохнул.

– Пол говорит, он ушел на рассвете, во сне и тихо.

Я плакала и даже не пыталась успокоиться. Мне казалось, что я не перестану рыдать никогда. Я не могла себе представить, что истерика прекратиться, пока сказанное братом остается правдой.

– Выйди, – сказал Уоррен, закрывая дверь, – тогда успеешь проститься.

Я кивнула и вскоре последовала за ним. Одежда, которую я сняла ночью, по-прежнему лежала на месте. Косметика стояла на столе. Как могли все эти бесполезные дурацкие вещи оставаться на прежних местах, когда на рассвете мир рухнул? Как они могли продолжать существовать, когда отца не стало?

Я вышла в коридор и увидела маму, сестру, брата и дедушку. Дедушка стоял в кухне. Мама – возле больничной кровати, одной рукой она обнимая сестру. Уоррен прислонился к спинке дивана. А в больничной кровати с закрытыми глазами и открытым ртом лежал отец.

Он не дышал.

Его больше не было.

Подобные сцены я видела в сотнях фильмов. Но продолжала смотреть на неподвижное тело, и не могла смириться с этим. Я помнила его живым, смеющимся, придумывающим ужасные каламбуры, заполняющим комнату своим голосом, учившим нас кидать мяч для регби. То, что он вдруг перестал дышать, покинул нас, перестал существовать, было действительностью, которую я не могла принять. Глядя на его закрытые глаза, я поняла, что уже больше никогда их не увижу, что он не посмотрит на меня снова, что он мертв.

Теперь я плакала, не пытаясь сдерживаться, и вдруг почувствовала, что меня кто-то тянет к себе, – я не заметила, как мама оказалась рядом, – чтобы обнять.

Она не сказала мне, что все наладится и будет хорошо. Тогда я поняла, что отныне вся наша жизнь изменилась, что сегодняшний день разделил ее на «до» и «после».

И тогда я просто позволила себе плакать у нее на плече, а она крепко обняла меня, тем самым давая понять, что я не одна.

Похороны состоялись через три дня. Выдался ясный день, что, как мне казалось, было неправильно. Я надеялась, что будет дождь. Накануне вечером похолодало и тучи заволокли небо и я сидела на ступеньках парадного крыльца с псом, пока у меня не замерзли ноги.

Я не могла привыкнуть к пустоте, воцарившейся в доме. Никто из нас не знал, чем себя занять. Уоррен впервые на моей памяти был не в состоянии читать и проводил день за днем на теннисном корте, лупил что было сил мячом по стенке и возвращался домой усталый и опустошенный. Дедушка вырезал по дереву и совершал долгие прогулки вместе с псом, а когда возвращался, его нос был красным. Джелси с того утра не хотела оставаться одна, поэтому мы много времени проводили вместе. Мы пока не говорили о том, что случилось, но оттого, что она находилась в комнате, мне почему-то было легче. Возможно, это доказывало, что я прохожу через все это не одна. Организацией всего занималась мама – службой, гробом, цветами, – у нее это получалось лучше, чем у любого из нас. Но в тот день я вышла и увидела ее сидящей на крыльце с мокрыми после душа волосами. Она плакала. Мне хотелось отвернуться и не смотреть, но я заставила себя сесть рядом. Мы не говорили, но я взяла из ее рук расческу и стала расчесывать ей волосы. Закончив, я пустила волосы, оставшиеся на расческе, по ветру, и мама перестала плакать. Некоторое время мы сидели плечом к плечу и молчали.

Крошечная церковь Лейк-Финикса был полна народа. Мы собирались устроить поминальную службу в Коннектикуте, поэтому я не ожидала, что здесь будет так тесно. Стоя у передней скамьи в черном – бывшем мамином – платье, я смотрела на поток людей, пришедших проститься с отцом. Среди них были Венди, Фред, Джиллиан и Дейв Хенсон, продавший нам столько лакрицы, Люси с матерью, Анджела из закусочной, Гарднеры и даже причесанный по такому случаю Лиланд.