Николай Липницкий - Два одиночества

— Делаем всё, что в наших силах. Не волнуйтесь. Как только появятся изменения, я вам обязательно позвоню.

Юля достала сотку и набрала номер своего семейного врача. На том конце мучительно долго не снимали трубку. Наконец ответили. Она сбивчиво рассказала доктору о Максе.

— К сожалению, Юлия Сергеевна, пока его не выпишут из реанимации, я ничего не могу сделать. Как только это произойдёт, я к вашим услугам. Сделаю всё, что смогу.

— Тогда пока приготовьте для него палату в вашей клинике. Как будет возможно, я сразу привезу его к вам.

Разговор успокоения не принёс. День близился к вечеру. Дома опять ждало холодное стылое одиночество. Она заехала к маме. Мать, увидев на пороге дочь, обрадовалась и захлопотала вокруг неё.

— Привет, мам. Домой не хочется. Я заночую у тебя?

— Давно не заезжала ко мне. Я вижу, случилось у тебя что-то. Конечно, не хочешь, не рассказывай. Ты у меня всегда своенравной была, из тебя слова клещами не вытащишь. Только, когда выговоришься, легче станет. Уж поверь мне.

Юлька никогда не делилась с мамой своими проблемами, всегда предпочитая их решать сама. Однако сейчас, неожиданно для себя, разговорилась. Она рассказала всё, периодически отхлёбывая чай и вытирая слёзы. Всё, начиная от первой встречи в москвиче, заканчивая реанимацией. Мать долго молчала, и было не понятно: одобряет он дочь, или осуждает. Наконец она заговорила.

— Знаешь, дочь, ты уже слишком взрослая. Однако и взрослые люди ведут себя, порой, как дети. Так и вы с Максимом. Он — мальчишка. По-другому не назовёшь. Мальчишество и бравада чистой воды. Да и ты от него недалеко ушла. Решила за месяц человека переделать? Забыла уже, как сама на базаре, что подешевле, выбирала? Ты в начале в себе разберись, любишь его вообще, или нет?

— Да что тут думать, мама! Люблю. Сильно люблю.

— А каким ты его полюбила? Вот таким. А сейчас строгаешь из него неизвестно что. Не боишься любимые черты отсечь и эдакого болванчика смастерить? Нельзя человека под себя сгибать. Особенно если любишь.

— Да что я такого делала? Для бизнеса имидж имеет огромное значение. Из песни слов не выкинешь. И так старалась, где лестью, а где обманом, а он, как чурбан. Упёрся и всё.

— А тебе хотелось бы из чурбана марионетку сделать? Бизнес, имидж… Слова то какие! А за этими словами человек как-то взял и потерялся.

— Но что делать, если так действительно надо. Его фронт работы был настолько важен, что он в своём копеечном костюмчике на стареньком «Москвичонке» только дело бы испортил. Понимаю. Опять я о бизнесе. Но ведь это был бы наш семейный бизнес. Я столько сил вложила в него, что терять тоже не намерена. И почему, в угоду его гордости, я должна терпеть убытки? Ведь я не унижала его, не попрекала ничем.

— А тебе не приходило в голову, что нужно было просто сесть вечерком, за чашкой чая, да поговорить о том, что необходимо сделать, что приобрести, а что может и подождать. Совместно спланировать покупки, а не лезть с этими твоими проклятыми сюрпризами?

— Да. С сюрпризами я перегнула. Но я не ожидала такой реакции.

— Да что там. Со снятой головой по волосам не плачут. Я тебе вот что скажу. Ты, конечно, можешь здесь заночевать. Но мой тебе совет: езжай-ка к его матери. Вы теперь для него два самых близких человека. И боль эту должны вместе перенести. Вместе то оно полегче, чем поодиночке.

— Спасибо, мама. Мне действительно стало легче. Ты права. Во всём права.

— Вот то-то и оно. Вы, молодые что думаете, старики из ума выжили? Нет. Мы ещё пригодиться можем. А раньше бы со мной поделилась, многих бед бы смогла избежать.

— Да, наверное. Ну, я поехала?

— Езжай, доченька, езжай. И удачи тебе.

Мать поцеловала Юльку в щёку. И ещё долго, по пути к матери Макса, она ощущала тепло материнских губ на своей щеке.

— А вот здесь ему семь лет. — Вероника Антоновна, мать Максима, показала на фотографию маленького лопоухого Макса в шортиках и в рубашечке с корабликом на кармашке. Они смотрели семейный альбом, и Юльке казалось, что она уже триста лет знает эту немолодую женщину.

— Ты чай пей, а то остынет. А то давай, я тебе лапши налью. Мою лапшу Максимка очень любит.

— Нет, что вы. Не беспокойтесь. Кушать совсем не хочется.

— Что же это доктор не звонит? Может, забыл? Максим не может так долго быть без сознания. Он, наверное, уже пришёл в себя.

Юля была уверена, что, если Макс очнётся, ей перезвонят. Однако для успокоения Вероники Антоновны позвонила врачу. Никаких изменений. Они проговорили до поздней ночи. Мать говорила о Максиме, вспоминала его детские годы, юность. Рассказывала, как трудно было ей одной поднимать сына.