Николай Липницкий - Два одиночества

— Он ведь у меня непутёвый был. Всегда какие-нибудь коленца выкидывал. Ничего-ничего, а потом как отчебучит что-нибудь. А к шестнадцати годам с плохой компанией связался. Курить начал, домой ночевать не приходил иной раз. Нервы мне потрепал, не дай бог кому. Из техникума со второго курса выгнали. Пошёл на химический завод работать. А там совсем взрослым себя почувствовал. Вообще от рук отбился. Друзей себе завёл: все ребята после армии. Спасибо, на заводе заставили его в вечерней школе аттестат о среднем образовании получить. Когда его в армию призвали, я вздохнула свободно. А потом сердце стало болеть: как там он, не бьют ли? Про дедовщину то все слышали. Да и переживала, что бы в Афганистан не отправили. Слава Богу, пронесло в тот раз. Но спасибо армии. Там ему мозги вправили. Какие письма он писал! Ты бы видела. Прощения просил. К концу второго года службы поступил в военное училище. Я не знала, что он надумал. Писал, что в служебной командировке. А потом приходит письмо: «Мама, поздравь меня. Я курсант». Он всегда скрытный был. Никогда ничего не просил. Джинсы куплю ему, он рад до потери пульса. А, спрашивается, чего молчал. Это я сама догадалась. Смотрю, вся молодёжь в джинсах ходит. Гитару по случаю недорого ему в подарок на 23 февраля купила. Знаешь, как он прыгал от радости! А ведь ни слова, что давно хотел. Недавно узнала, что он, оказывается, всегда магнитофон желал и мечтал в тайне. А сказать не мог. Так и в Нагорном Карабахе. Всё писал, что в командировке. Про первый раз в госпитале я вообще ничего не знала, а во второй раз сказал, что на машине перевернулся. Только потом узнала, когда его из армии списали. Чувствовать то я чувствовала что-то неладное. А знать не знала. И про тебя долго молчал. Видела, что его что-то гложет. А попробуй, вытащи из него. Ну, ладно. Уже поздно. Заболтала я тебя. Идём, постелю тебе.

Юлька легла спать, но ещё долго ворочалась с боку на бок. Наконец глаза закрылись, и она забылась глубоким сном без сновидений. Звонок сотки разбудил её рано утром.

— Алло! Говорите же!

— Юлия Сергеевна. Это врач из реанимации. Максим очнулся.

— Я еду! Его можно забрать? В каком он состоянии?

— Не торопитесь. Заведующий отделением придёт к девяти часам и сразу уходит на планёрку. Вопрос о выписке Максима решится не раньше десяти часов. Раньше вас всё равно к нему не допустят. А насчёт его состояния, вы лучше сами посмотрите.

Юля отключила телефон. Хоть какое-то изменение.

— Он очнулся? Я всё слышала. Звук в телефоне слишком громкий.

В проёме двери в ночной рубашке стояла Вероника Антоновна.

— Да. Собирайтесь. Без пятнадцати девять мы должны быть возле больницы.

— Юленька, вы же слышали. Нас не пустят к нему. До десяти часов там появляться бесполезно. К чему душу травить?

— А это уже мои проблемы.

Юлия опять схватила сотку и набрала номер семейного врача.

— Олег Сергеевич, Максим пришёл в себя. Палата готова?

— Готова. Он где? Его уже выписали из реанимации?

— Сегодня выписывают.

— Ну тогда время ещё есть.

— Времени нет. Я не хочу ждать до десяти часов. Если не ошибаюсь, главврач больницы ваш друг?

— Да. Мы дружим семьями.

— Я хочу забрать Максима сразу же, как только главврач переступит порог своей больницы.

— Юлия Сергеевна, я постараюсь сделать для вас всё возможное, но…

— Я жду вас без пятнадцати девять у главного входа. — Юля отключила сотку.

— Извините, Вероника Антоновна, но больше ждать я не хочу.

В больнице, благодаря Олегу Сергеевичу, вопрос о выписке Максима из реанимации решился быстро. Юлька стояла у дверей, ожидая, когда в проёме появится каталка. Вышел Олег Сергеевич.

— Юлия Сергеевна, прежде, чем вывезут вашего протеже…

— Это мой муж!

— Не торопитесь. Дослушайте, пожалуйста. Так вот, прежде, чем его вывезут, я хотел бы ввести вас в курс дела.

— Не тяните, говорите скорее.

— Дело в том, что Максим, так сказать, очнулся, но не пришёл в себя.

— Говорите яснее.

— Это сложный медицинский термин, но скажу просто. Он жив и, если не считать перелома ноги, практически здоров. Конечно, нужно ещё сделать томографию мозга, но, похоже, гематомы нет.

— Не тяните!

— Короче, он совершенно не воспринимает действительность.

— Как это?

— Он может двигаться, питаться, отправлять естественные надобности. Но это всё, что он может. Он не присутствует здесь. Он никого и ничего не узнаёт и вообще ни на что не реагирует. Вы сами это сейчас увидите. Извините, я должен был вас предупредить.