Алана Инош - Любовь Снегурочки

Унося на руках плачущую дочку, она обернулась на секунду в дверях, а в сердце Ольги будто осколочек светлого и высокого, доброго неба попал. И остро, и больно, и сладко.

Ольга уже не ждала звонка, но Арина позвонила. Она предложила встретиться в кафе, а потом прогуляться. Окрылённая светлой радостью, Ольга приняла предложение. Был тёплый и ясный июньский вечер, листва аллей смыкалась над их головами зелёным колышущимся шатром, сквозь просветы которого виднелось голубоглазое, наивно-чистое небо — то самое, чей осколок нанёс сердцу Ольги ту удивительную рану. Заживить её могли только серые глаза, обладательница которых сейчас шагала рядом с ней и как будто собиралась с какими-то важными мыслями. Как-то незаметно их занесло в тенистую, укромную и прохладную еловую аллею, где они были укрыты от посторонних глаз. В торжественной тишине перекликались птицы.

— Как в лесу, правда? — задумчиво-мечтательно вздохнула Ольга.

Вместо ответа её губы тепло и влажно накрыл поцелуй. Он отозвался жгучим эхом в груди и сладкой слабостью коленей, Ольга едва не задохнулась — потрясённо стояла, прижав пальцы к губам. Слегка побледневшая Арина отошла в сторону и опёрлась рукой о еловый ствол. Её рот был сурово сжат, взгляд сквозь усталый прищур любовался далёким, медленно вращавшимся колесом обозрения на другом конце парка.

— Простите, если позволила себе лишнее, — проговорила она наконец.

Если бы под ногами Ольги был сейчас снег, он показался бы ей обжигающим. Летний вечер обернулся вокруг неё облаком зябких мурашек, а в животе тлела куча раскалённых углей. Дыханию стало мучительно тесно под рёбрами. Она уже очень давно ловила себя на желании дотронуться до красивой и сильной спины Арины, погладить лопатки, плечи. Будто перелезая через забор с колючей проволокой под напряжением, она зажмурилась и решительно шагнула к Арине, а в следующий миг её ладонь легла между её лопатками. Мышцы двинулись под её рукой, и это её обожгло ещё глубже — хлестнуло, как плеть. Арина не осталась равнодушна к прикосновению, она стиснула челюсти и закрыла глаза, будто сдерживая рык.

— Душно что-то, — сдавленно проговорила она. — Где-то поблизости я видела киоск с холодильником. Водички хочется.

Отделившись от ели, она со стальным острым блеском в глазах стремительно зашагала прочь, а Ольга осталась на месте, глядя ей вслед со странной тоской и обморочно-сладким восторгом. В воздухе ей мерещился терпкий дымок, будто от шашлыка; да, всё верно, шашлычная в парке работала. Ольга прислонилась спиной к еловому стволу, растворяясь в птичьей перекличке и уносясь в далёкий сорок второй год, где в лесу, среди таких же елей, шёл бой. Там, на жёлтой опавшей хвое, остался лежать красноармеец Андрей, брат деда Степана, истекая кровью и изнемогая от ран...

— Оль...

Ольга чуть вздрогнула, но не открыла глаза. Ей хотелось с сомкнутыми веками чувствовать прикосновение рук к рукам, и чтобы солнце иголочками пробивалось сквозь ресницы.

— Оля...

Вместо ответа Ольга взяла руки Арины и положила себе на талию.

— Обними, — сипловато вырвалось у неё нежное, глубоко-грудное, чувственно-ласковое слово. — Я хочу, чтоб ты это сделала. Хочу почувствовать твои руки на себе.

Ладони заскользили назад, на поясницу, потом выше, к лопаткам, сминая складками ткань платья. Объятия смыкались крепче, неумолимее, как стальной обруч... Но сталь — неодушевлённая и холодная, а они были живыми, тёплыми. Именно такими Ольга их себе и представляла. Внутри всё сжалось — нежно, невыносимо, пульсирующе-ярко, а потом взорвалось, как сверхновая... почти оргазм. И отчего — от одних только объятий!.. Такого с ней ещё никогда не было. Её голова полуобморочно откинулась, шея выгнулась, а дыхание Арины щекотало её в миллиметре от поцелуя. А серые глаза впивались в неё пытливо, вопросительно, с отблесками грозовых молний в зрачках.

— Оля! Это значит, что ты...

Ольга не помнила, когда они перешли на «ты», но это не имело значения. Так само вышло — просто, естественно и правильно.

— Тогда, зимой, в автобусе... — начала она и немного осеклась, горло сдавил солёный ком. Но Ольга справилась. — Тогда мне не хотелось, чтобы ты уходила, чтобы отпускала меня, отдавала другим врачам.

Она улыбалась глазами, ресницами, уголками губ, скользила подушечками пальцев по щеке Арины, забиралась в её волосы, ворошила прядки.

— А потом было лечение, реабилитация, разработка руки. До конца мелкая моторика не восстановилась, в быту это не критично, но на работе сильно сказывается. На моё счастье, я левша, а точнее, амбидекстр. За годы научилась действовать правой не хуже, чем левой. «Обоерукость» в нашем деле — даже преимущество. И снова — работа, работа, работа. Твои глаза как будто в туман отошли, но не забылись. Просто — дела, заботы. Жизнь. И вдруг, как гром среди ясного неба — эта девочка... Юля. Я всё ломала голову: кого она мне так напоминает? А оказалось — тебя...