Алана Инош: Любовь Снегурочки

На работе её высоко ценили как профессионала, а потому ждали её возвращения. Герман Ефимович, главврач офтальмологической клиники, спросил:

— Ну что, Оль? Как рука? Работать сможешь?

В его голосе и взгляде она улавливала беспокойство.

— Смогу, Герман Ефимович, — тихо проронила она. И улыбнулась: — Но, боюсь, только левой.

Начальник знал, что Ольга владела обеими руками одинаково, из-за переучивания став амбидекстром. Если бы не это счастливое обстоятельство, на карьере можно было бы поставить крест, но Ольга сделала ставку на левую руку и не ошиблась.

Вступив в наследство, она продала дедовский дом. Это решение далось ей не без сердечной боли. Она с детства любила эти места — сосновый лес с земляничными полянами, реку, дедовский сад с огородом... На родной могиле она, обняв крест, стиснула зубы и зажмурилась, но слёзы выступали из-под сомкнутых век.

— Дедунь, прости...

Жить здесь она всё равно не могла, её жизнь была прочно привязана к городу, к клинике, в которой она работала. Душа и сердце обливались кровью и слезами, хотелось вцепиться в эти яблони и сосны и не отпускать никогда... Не отпускать своё детство и юность, тёплую память о дедушке, о его добрых глазах, в которых война не оставила своего испепеляющего следа, не отразилась, не искалечила. Лишь мудрость была в них, сдержанная и простая. Он, дед, всё умел: и пирог испечь, и печку для его выпекания сложить.

— Дедунь, если бы ты знал, как мне тебя не хватает...

Лишь об одном она постаралась позаботиться — чтобы дом перешёл в хорошие руки, поэтому к выбору покупателя отнеслась серьёзно. Им стал сын старого друга деда Степана, Алексей. Впрочем, деда в посёлке все знали и уважали.

Спустя несколько месяцев Ольге довелось делать операцию девочке трёх с половиной лет с ювенильной глаукомой. Мелкая моторика правой руки восстановилась процентов на девяносто, но Ольга уже окончательно приняла решение вернуть левой её изначальную, заложенную природой ведущую роль. Тогда, в детстве, за неё всё решила мать, а сейчас она сама вернула всё на свои места. И даже появилось ощущение правильности... И облегчение.

В чертах лица ребёнка Ольге померещилось что-то смутно знакомое, но она не могла вспомнить, где и когда она могла видеть девочку... Или человека, на которого она была так похожа.

У малышки это была уже не первая операция. Предыдущая существенных результатов не принесла, но на сей раз можно было с уверенностью сказать, что дальнейшую потерю зрения у ребёнка удалось остановить. Милая, хорошенькая девчушка с огромными, кукольными ресницами отчего-то запала в душу Ольги больше других её маленьких пациентов, и она чувствовала, что это взаимно. Через её руки прошло очень много детей, всех не упомнишь, но эта девочка... Тут было что-то особенное. Ольга сама не могла точно понять, что.

Коллега рассмешил её шуткой, и она шла, всё ещё улыбаясь, по коридору клиники. С этой улыбкой её и застала рослая девушка в брюках военного покроя и с густыми рыжевато-каштановыми волосами, заплетёнными в толстую косу. На её высокие ботинки были натянуты бахилы. Улыбка, задрожав, растерянно угасла: Ольга узнала эти серые глаза и эту косу. Это лицо она узнала бы из тысяч, из десятков тысяч: ласковый снегопад, пухлые зимние тучи и перевёрнутый автобус. Снегурочке не хватало только шапки и формы медицинской службы.

— Ольга Ивановна, здравствуйте... — Снегурочка откуда-то знала, как её зовут, и Ольгу это почему-то смутило до тёплых мурашек, хотя ничего особенно удивительного в этом на самом деле не было. Память врача — не резиновая, и имён всех родителей пациентов она не может удержать. Это достаточно часто случалось: безымянные, незнакомые люди называли Ольгу по имени-отчеству. И она относилась к этому спокойно.

Но сейчас это приобретало какой-то новый оттенок смысла.

— Здравствуйте, — сказала Ольга, останавливаясь. — Слушаю вас.

— Я Арина, мама Юли Лагушиной из десятой палаты, — сказала сероглазая девушка в берцах. И пояснила: — Три с половиной года, операция по поводу глаукомы.

— Да, конечно, я помню, — проговорила Ольга, утопая в сероглазом снегопаде и снова ощущая горький привкус самого трудного, худшего Нового года в своей жизни.

Кажется, девушка её не узнала. Разве спасатель обязан помнить всех спасённых? Не обязан, конечно, но может.

— Я, собственно, хотела сказать вам спасибо, — улыбнулась Снегурочка и, как выяснилось, мать той хорошенькой девочки с глаукомой, которая так запала в сердце Ольги. — Мы с вами в некотором роде коллеги... Я работаю в медицинской службе МЧС. Вы уж простите, что я без цветов и конфет, — добавила она со смущённым смешком. — Я только что со смены... После работы торопилась в больницу к дочке. В следующий раз занесу.