Тамара Шатохина - Серебряные слезы [СИ]

— Она заглядывалась на Влада, а потом — на Руса, — возразил Гор.

— Влад говорил ей гадости, а Рус замороженный, его страшно даже мне бывает. А уж даме…

— Пацанка она, какая из нее, на х…, дама?

— Не скажи. Гонору у нее, как у благородной дамы, а…

Руслан встал с подоконника и сказал: — Нужно узнать, откуда она перевелась к нам и по какой причине. Я узнаю. Она была на пределе, вы не поняли? Она и вырвала бы и выгрызла. И убила бы, не задумываясь. Видно же было, вы чего? Горик хорошо выкрутился. Хоть не так стыдно. Зря это все… я говорил вам. Но теперь она моя. Никто не против? Ладно. С меня поход к клуб. Выбирайте в какой и когда.

— У тебя с ней ничего не выйдет.

— Возможно. Допускаю. Скорее всего. Но дело даже не в этом, не больно нужно. Мне интересно, что такое… она проговорилась… Ладно, не суть. Пошли, «окно» заканчивается. Скоро пара. Советую конспектировать со всей тщательностью — это тема будущего зачета.

После занятий я рассказала Женьке и Инге, что случилось, и почему я опоздала на пару. Выслушали они молча. А потом Женька охала и возмущалась, а Инга посоветовала:

— Не дразни их, не ходи с гордо поднятой головой, не строй из себя победительницу. Может, и оставят в покое. Я надеюсь.

А потом пошли зачеты, рефераты, проверочные, допуски и подготовка к экзаменам. Я учила, повторяла, зубрила. Голова пухла, соображала с трудом… тогда мы шли в бассейн или с подругами, или с бабушкой. Хоть какое-то разнообразие, на что-то другое не было времени.

Тем временем на улице резко потеплело, а потом и совсем повернуло на лето. Возле подъезда нашего дома вовсю цвела сирень, ее запах проникал ночью в раскрытое окно, дарил надежду на скорое лето и окончание пытки учебой. Четверка психов не подходила ко мне и никак не выказывала своего интереса все эти месяцы. Кроме Руслана… Я часто ловила его взгляды, но старалась не показывать в ответ никаких эмоций. Просто смотрела спокойно, если наши взгляды встречались, и так же спокойно отводила глаза. Инга предупреждала, что это говорит о не угасшем интересе ко мне. Однажды зашел разговор об этом:

— Маш, я, когда опоздала на физо, подошла со спины к Руслану. Он стоял у двери в зал и ел тебя глазами… Нет, точно тебя и, Машка, взгляд был не равнодушный, совсем нет. Ты ему нравишься, это понятно. Что, если это просто интерес парня к девушке, нормальный интерес? Если он подойдет и предложит встречаться? Он же понравился тебе вначале.

— Чисто внешне. Он такой же моральный урод, Инга, как и все они. Ты не понимаешь просто, а я не могу… Меня оскорбляли при нем, а он молчал. Он поддержал это «пшла отсюда, мышь серая». Ты серьезно думаешь, что я…

— Поняла-поняла. Вопрос снимаю. Согласна на все сто.

А Руслан получил накануне сведения из Питера о бывшей студентке финансово-экономического факультета одного из самых престижных вузов страны. Не просто письмо по своей почте, а и видеозапись на диске, которую достали для него. И он просмотрел вечером эту запись. И, не ожидая такого, сидел — смотрел в тупом ступоре, а потом внутренности скрутило от бессилия и ярости.

И бросило в жар и заколотило от возбуждения, когда камера вела съемку снизу вверх, медленно поднимаясь от маленьких голых ступней вдоль красивых стройных ног, изящно подогнутых и сомкнутых коленями. Дошла до аккуратно подстриженного небольшого лобка, показала тонкую талию, мягко сужающуюся от светящейся кожи округлых стройных бедер. Потом он увидел груди безупречной, идеальной формы, похожие на две небольшие перевернутые чаши. Упругие, с розовыми некрупными сосками, они слегка дрогнули, когда дернулось все тело. И он застонал, закрыв глаза, от почти боли в паху. Он уже понимал, что увидит дальше и готовился убивать. Знал, что поедет и убьет, если они посмеют.

Они не посмели. Просто показали лицо, почти скрытое длинными волосами, густыми кудрями, спадающими сзади до пола, прикрыв также лоб и глаза. И чужую мужскую руку, схватившую эти волосы, вздернув лицо кверху. И само лицо, как и все до этого, крупным планом — с закрытыми глазами, бросающими на щеки густую тень от накрашенных ресниц, несколько бледных веснушек на переносице, приоткрытый вялый розовый рот. Она без сознания или чем-то опоена. Дальше — конец фильма. Больше ничего.

Возбуждение покинуло его в тот момент, когда он увидел это бесчувственное лицо, беспомощное, нежное и уже не чужое ему за все эти месяцы. И волосы, эти волосы… Он не видел ничего прекраснее, ничего такого, никогда. Эта каштановая роскошь, водопад, лежащий кольцами на полу, прикрывающий ступни и плечи. Возбуждение схлынуло, и поднялась ярость, невыносимая, бесконтрольная. Он встал, вынул диск и изломал его на мелкие куски. Нельзя было это хранить, подглядывать за ней нельзя. И только сдавленно шептал: — Убью, убью сук, порву на куски.