Альберто Альварес - Роза и Рикардо

— Прощай, Певчий Ягуар, — прошептала Дульсе. — Прощай, Мигель Сантасилья.

Она подумала и добавила:

— Прощай, Куаутемок!

Лус, с трепетом наблюдавшая эту сцену, отвернулась и, уткнувшись в грудь Пабло, разразилась рыданиями.

Пабло, гладя ее по голове, точно маленькую, растерянно приговаривал:

— Все пройдет, все пройдет. А что он еще мог сказать?

А Дульсе не плакала. Она словно окаменела.

Она положила руку на грудь Мигеля — туда, где пуля пробила сердце. И ей казалось, что она слышит биение.

На нее нахлынули странные видения, точно она слушала пульс самой истории.

Испанские конкистадоры пытают Куаутемока. Испанцы умеют пытать - на одном из их кораблей целый отсек оборудован для истязаний человека.

Люди Кортеса требуют сказать, где прячутся остатки побежденного индейского войска, куда скрылись женщины и дети.

Пытка на дыбе, пытка огнем, пытка «испанским сапогом».

Но вождь ацтеков молчит. Его небесно-синие глаза спокойны. Он думает о чем-то своем, недоступном его мучителям. И палачам становится страшно.

Дульсе внимательнее вгляделась в замысловатый рисунок на вампуме и вдруг постигла его глубинный смысл. Раньше это ей никогда не удавалось.

Круг, обрамляющий изображение, это защитный покров, «барьер огня», вместилище души, в которую не дано проникнуть постороннему, если хозяин сам не допустит его туда. Куаутемок не допустил туда испанцев. Мигель Сантасилья допустил туда Дульсе. Он допустил туда любовь.

Круг разомкнут на востоке и охраняется Стражем Ночи — летучей мышью.

Центральная фигура — это Святой Воин, Великий Повелитель непостижимой мудрости, Победитель демонических сил.

Святой Воин окружен фигурами четырех орлов. Они олицетворяют как опасность, так и защиту, высшую помощь и поддержку. Не пройдя через опасность и ужас, нельзя познать себя и стать хозяином своей судьбы.

Орлы поддерживают на своих крыльях Священную Радугу, символ чистоты, изобилия и непрерывного счастья.

«Так вот что ты хотел сказать нам, Мигель, своей короткой жизнью и внезапной смертью, — беззвучно говорила Дульсе. — Нет, не смертью — просто уходом. Потому что смерти нет и счастье непрерывно. Как много важного ты нам сообщил. А ведь мы были знакомы всего один день. Неправда! Мы знали друг друга всегда. И сейчас мы не расстаемся. Для меня ты навек останешься живым, Мигель Сантасилья, Певчий Ягуар, верховный вождь ацтеков Куаутемок!»

Жан-Пьер смотрел на Дульсе, не отрываясь. Так вот она какая!

Ожившая античная богиня, совершающая траурный ритуал над телом павшего героя.

Древнеегипетская царица в момент магического погребального обряда.

Христианская мученица, оплакивающая распятого Христа.

Вечное воплощение женственности, живущей в любую эпоху, на всех континентах.

Дульсе!

Сердце Жан-Пьера разрывалось от любви и невыразимой печали.

Нежная, слабая Дульсе, которую так легко обидеть и ранить.

Сильная, непобедимая Дульсе, которую никто и ничто не сможет сломить.

«Я никогда не дам ее в обиду, — сам себе поклялся Жан-Пьер. — И я никому не отдам ее!»

Девушка почувствовала его взгляд и подняла на него сухие, блестящие глаза.

И неожиданно улыбнулась!

Это было так странно, так разительно-необычно, так контрастировало со всем происходящим, что показалось чудом.

Мир заискрился всеми цветами спектра, будто на него действительно снизошла Священная Радуга. Жизнь наполнилась великим, но до конца не постижимым смыслом.

Дульсе подошла к Жан-Пьеру и протянула ему обе руки.

— Ты приехал, — просто сказала она.

— Я приехал, — отозвался он.

Сестры хорошо знали французский язык. Но даже если бы они его не знали совсем, Дульсе с Жан-Пьером все равно поняли бы друг друга. Без всякого перевода. И даже вообще без всяких слов.

Мигель Сантасилья был простым парнем, родившимся в деревенской семье. Но к Дульсе он явился как Учитель. Он помог ей понять глубину я многомерность жизни. Он дал ей урок — и ушел.

А Жан-Пьер был ее земной судьбой, ее пристанищем, ее любовью. Сейчас она чувствовала это особенно остро.

— Навсегда? — спросила она.

— До самой смерти! — ответил Жан-Пьер.

— Смерти нет, — сказала Дульсе.

И Жан-Пьер серьезно согласился:

— Значит, на всю оставшуюся вечность.

Солнечный луч упал на его лицо. Глаза у Жан-Пьера были ярко-синими, совсем как у Мигеля.

Тело Мигеля Сантасильи бережно положили в его легкую повозку из досочек, связанных кожаными ремнями.