Оказавшись по другую сторону баррикад, она стала понимать, почему сеньор Умберту не сразу соглашался на нововведения, почему так часто отказывал работницам в тех требованиях, которые казались такими разумными и простыми. Теперь Нина видела всю сложность процесса производства, понимала, что вмешиваться в него нужно очень осторожно, иначе можно только навредить. Она стала понимать, что производство — это не колодец, из которого можно черпать и черпать, оно само было тканью, сплетённой из множества нитей.
Осложнились отношения Нины и с работницами. Поначалу, когда она вернулась на фабрику в качестве начальства, бывшие товарки встретили её бурными восторгами, не сомневаясь, что для них наступил золотой век, что все требования, которые когда-то выдвигала сама Нина, она же и осуществит. Но не тут-то было. Заработная плата не повышалась, а даже немного понизилась, рабочий день не становился короче, недовольство Ниной росло. Но до поры, до времени неприязнь к Нине копилась подспудно, выражалась пересудами и сплетнями.
— Подкупили, теперь, как верная собака, хозяевам служит, — таково было общее мнение работниц.
Между тем Нина старалась, как можно глубже вникнуть в ткацкое производство, и думала о том, за счёт чего возможно снизить себестоимость тканей и повысить их продажную цену, в этом случае работа стала бы прибыльней и зарплата выше. Но сделать это было не так-то легко.
Она чувствовала, что подруги перестали доверять ей, и очень нервничала.
Нина приходила на фабрику первой, уходила последней, но в этом видели только её раболепство, а вовсе не преданность общему делу. Когда она пыталась объяснить подругам то, что поняла сама, они только от неё отмахивались:
— Ладно, чепуху-то молоть, — говорили ей самые близкие, — что мы не видим, на чью сторону ты переметнулась? Может, мы и сами так же поступили бы на твоём месте, так что не переживай!
И это прощение было для Нины тяжелее любых упреков. Она делилась своими переживаниями с Жозе Мануэлом, с Мадаленой, иной раз даже с соседками.
Соседки советовали ей всегда одно, и тоже:
— Плюнь на всё и выходи замуж! Не хватало ещё здоровье своё терять!
Мадалена сочувствовала дочери, но при этом и не скрывала своего неодобрения.
— Не за своё дело ты взялась, дочка, — твердила она. — Женское дело — это дом и семья, а фабриками пусть мужчины управляют. Твоё дело рожать детей, растить их и помогать во всём мужу.
Точно такого же мнения придерживался и Жозе Mануэл, но не высказывал его с прямотой Мадалены, боясь, как бы Нина не рассердилась на него, не упрекнула в старорежимных взглядах. Помирившись с ней после того неудачного «ультиматума», он теперь всячески утешал свою невесту, говорил, что как только она освоится, ей станет намного легче. Но время от времени не мог не вздохнуть:
— Ты так осунулась, радость моя! И глазки потускнели!
— Да я спать совсем не могу, — объясняла Нина.
— Я вижу! Ты не ешь, ты не спишь, и на меня у тебя времени нет! Вот какую жизнь тебе твоя благодетельница, Силвия, устроила, — не без язвительности усмехался Жозе Мануэл. — Может, она тебе так за сеньора Умберту мстит? Согласись, ничего лучше в качестве мести не выдумаешь!
— Пожалуй, ты прав, — усмехалась Нина. — Я живу теперь в настоящем аду.
— За былые грехи расплачиваешься, — подкалывал её Жозе Мануэл.
— Скажешь тоже! — обижалась Нина. — Я к тебе за сочувствием, а ты мне всякую чепуху городишь!
— Я тебе рай на земле устрою, как только ты, наконец, надумаешь выйти за меня замуж, — становясь очень серьёзным, обещал невесте Жозе Мануэл.
Однако Нина пока уходила от ответа.
Как бы трудно ни давалась ей работа, она была увлечена ею и чувствовала: что-то у неё получается. Силвия хвалила Нину, обе они строили большие планы, собирались заняться переоборудованием фабрики, и Нина мечтала довести начатое дело до конца. Тогда все убедятся, что она не предательница, что она заботится вовсе не об интересах хозяев, а принимает близко к сердцу интересы работниц. Почему-то именно это было необыкновенно важно для Нины.
— Настоящий рай? — улыбалась Нина. — Для меня одной? А я мечтаю устроить рай для всех.
Жозе Мануэл тяжело вздыхал. О рае для всех он не мечтал, он уже знал, что такое невозможно. И вновь принимался уговаривать Нину выйти за него замуж, а потом со вздохом отступался, видя, насколько она погружена в свои фабричные дела.
— Я понимаю, почему Силвия с головой ушла в управление, — говорил Жозе Мануэл Мадалене, — во-первых, это её собственная фабрика, и заботиться о своих прибылях — её первейший долг, а во-вторых, у неё неприятности с мужем, она его отстранила от дел, и ей нужно отвлечься от личных проблем. Разве не так?
Читать дальше