Юлия Резник: Свингеры

Руки дрожали. И все во мне будто вибрировало. Я опустила голову на стол. Дерево было приятно прохладным.

— Катя! — захлопнув за собой с грохотом дверь, в мой кабинет ворвался Тимур. — Нужно срочно выслать Егорову наше коммерческое. Перешли мне файл, я тебе потом все объясню… И не подпускай к себе Волкова, слышишь?! Он — предатель, Катя! Я только сейчас узнал… И все тебе расскажу, только отправлю файл…

— Я уже отправила.

— Что?

— Я уже все отправила. Егоров не мог до тебя дозвониться, а на него наседали сверху…

— Какого черта? — рыкнул Тим. — Кто тебя просил? Кто тебя просил, Катя?! Ты же ни черта… ни черта не знаешь! Волков сливал данные наших коммерческих конкурентам. И сейчас слил. С твоего чертового компьютера… Все только сейчас вылезло наружу! Мы с безопасниками его вели! Потому Егоров и не мог дозвониться. Что же ты наделала, Кать? Что… ты… наделала… — Алмазов обхватил голову руками и потрясенно на меня уставился.

— Ничего! Ничего я не наделала…

Тим покачнулся. Отступил.

— Только не говори, что ты с ним заодно… — неверяще покачал он головой. — Ты с ним?! Ты с ним? — он подлетел ко мне и, схватив за руки, вытащил меня из кресла.

— Прекрати!

— Ты с ним? Заодно… с ним?!

Это было невыносимо. Я не могла уложить в голове, как он мог вообще такое подумать. Там, где не было ничего, всколыхнулась ярость. Ярость, какой я не знала прежде. Моя рука взмыла вверх, и я отвесила Тимуру звонкую оплеуху. Я вложила в удар всю свою черную жгучую злость, всю свою обиду. Его голова дернулась. Руки разжались. А взгляд… к счастью, его взгляд приобрел некоторую осмысленность.

— Выдыхай. Я подменила цифры.

— Катя… Как ты поняла? Когда?!

— Давно. Может, под моим руководством фирма и сдала некоторые позиции, но уж точно не потому, что я дура.

— Господи, почему ты мне ничего не сказала?!

— Зачем? Ты ведь и сам догадался. Интересно, когда? — спросила без всякого реального интереса. Взяла сумочку, пошарила взглядом в поисках ключей от машины, потому что больше мне здесь нечего было делать.

— Практически сразу же. И начал копать… Подключил ребят толковых. Камер здесь понавешали. Прослушки… Перетер с Баищевым. Ну, из СтройМета. Он подтвердил, что ему приходило письмо с нашим коммерческим. Но он подумал, что это — пранк, и отправил его в корзину. Даже не открывая.

Я даже не спрашивала, почему он мне ничего не сказал. Удивляло скорее другое. Я ведь реально думала, что Тимур ни о чем не подозревал. Потерял хватку, бдительность… Я ведь реально думала. И ошибалась… Наверное, в какой-то момент мы и впрямь стали друг другу чужими. Я вытащила из принтера лист. Быстро написала заявление и оставила на столе. Я уходила, чтобы никогда сюда больше не возвращаться. Алмазов снова кричал. Шел за мной следом через весь офис, доказывал что-то, сыпал проклятьями и ругался. А мне было все равно. Я не чувствовала ничего. Даже жалости по ушедшему не было.

Как я и думала, тяжелее всего было объяснить детям, почему мы с их отцом разводимся. Они так злились на меня, так ужасно злились! Дамир даже отказался переезжать. Но время шло, и им не оставалось ничего, кроме как смириться с происходящим. В конце месяца мы заселились в неплохую съемную трешку недалеко от школы. А уже в начале февраля я устроилась финансовым директором в небольшую сеть косметологических клиник. Это было трудно, потому что Алмазов до последнего не возвращал мою трудовую, но я все равно не сдалась. И он вынужден был меня отпустить.

Поначалу было больно. Так больно, что иногда хотелось волком выть. Я и выла. Столько ночей подряд… А к весне вдруг оказалось, что быть одной не так уж и плохо. Дети часто пропадали у отца, и у меня, впервые в жизни, появилось время, чтобы побыть с собой. Со своими мыслями, немытой головой и полным отсутствием необходимости казаться лучше, чем ты есть на самом деле. Это оказалось неожиданно приятно.

Я вдруг поняла, что многое в жизни проходило мимо меня. С детства, с головой погрузившись в Алмазова, я добровольно лишила себя даже подруг. Их у меня просто не было. Тимур был мне и другом, и любовником, и наставником, и учителем, и отцом. Может быть, тогда иначе быть не могло. Я не знаю. Зато теперь все изменилось. Когда наши косметологи впервые позвали меня пить чай, я согласилась скорее из благодарности. И только потом поняла, как это круто. Болтать о чем-то с девочками. И пофигу, сколько этим девочкам было лет. За чашкой чая, а вечером — чего и покрепче, мы все были просто девочками. Глупыми и умными, сильным и в чем-то слабыми, настоящими героинями, которые на своих плечах умудрялись тащить дом, детей, бизнес, и при этом еще хорошо выглядели и всегда улыбались. Попробовал бы так хоть один мужик. Сдох бы. Иногда мы спорили, на какой день это случилось бы. И громко-громко смеялись. Той весной я менялась. Необратимо и навсегда. А может быть, возвращалась к себе прежней. Раньше я не представляла себя без Тимура. Мы существовали, как один организм, и лишь когда половины этого организма не стало, я поняла, что ничего непоправимого не случилось. Я была словно ящерица, которая в момент опасности отбросила хвост. И плевать, насколько не поэтично это сравнение.