Юлия Резник: Свингеры

— Если хочешь знать, я тебя ни в чем не виню, Тимур. Я сама в это влезла. И не жалею… Просто хочу разобраться, кто я. Ввиду, так сказать, вновь открывшихся обстоятельств, — криво пошутила я и переступила, озябнув, с ноги на ногу. — Оказалось, что я совершенно себя не знала…

— То, что вчера случилось — было ошибкой.

Я рассмеялась. Знаете, что самое интересное? Плевать мне было на то, что было вчера. Я кайфанула. Невесело стало потом. Когда картинка в моем мозгу сложилась. Когда я, наконец, поняла, что же мной движет на самом деле. И ужаснулась…

— По большому счету вчера мы поквитались, да, Алмазов? Я наказала тебя за нелюбовь, ты меня — за что, кстати? За то, что я потянулась к Волкову? Так, знаешь, доброе слово — оно и кошке приятно. А после тебя Ян…

— Заткнись!

— Ты же хотел поговорить? Так слушай!

— Мне жаль! Жаль, что все так вышло! — заорал Алмазов так громко, что стайка черных ворон с мерзким зловещим карканьем взлетела с веток припорошенной снегом груши. — Я убить его хотел… каждый раз хотел…

— Так почему же ты меня к нему отпускал?

Не то, чтобы мне было интересно. Кажется, за минувшую ночь я прозрела, и он уже ничем не мог меня удивить.

— Может быть, я тоже себя наказывал?! Что самое страшное, что могло со мной произойти?! После всего, что я уже пережил… спроси меня, Катя!

— И что же?

Я уже не чувствовала ног в легких домашних тапках. Было слишком холодно. И я начала дрожать.

— Самым страшным для меня было тебя потерять. Я видел, что иду к этому… И как будто тонул. Все это дерьмо, с которым я не мог справиться, оно тащило меня на дно, будто камень. А я был слишком слаб, чтобы этот камень сбросить. И когда я понял, что не справлюсь, то наказал себя самым жестоким образом. За малодушие и слабость. Самым жестоким, Катя. Я сам себе вынес приговор. Никто и никогда не наказал бы меня сильнее. Никто и никогда, понимаешь?

Он кричал, глотая слезы, срывая криками горло. Клубы пара вырывались из его рта и уносились прочь ветром. Я не знала, как мы зашли в такой тупик. Просто не знала. Тим не мог удержать член в штанах, не мог иначе справиться с комплексами. Именно так шаблонно и предсказуемо он утверждал свою жизнь. А потом поедом себя ел, сожалея… И наказывал себя, да, самым страшным. Я действительно ему верила… Только знаете, какая штука? Он себя наказывал, а страдали мы оба.

— Что ж… Самое страшное случилось, не так ли? — шепнула я.

— Катя…

— Мы все разрушили, Тимур… Мы… все… разрушили.

Я вернулась в спальню, легла в постель и, свернувшись калачиком, отвернулась к стенке.

— Ты… правда так думаешь? Думаешь, что ничего уже не вернуть? — голос Алмазова дрогнул. В его нотках слышалась паника, граничащая с ужасом.

— Уходи, пожалуйста. Мне нужно все обдумать.

— Куда уходить?

— Я не знаю. Съезди за мальчиками, погуляйте где-нибудь, на горках покатайтесь, мне все равно…

— Хорошо… Ладно. Но мы еще поговорим обо всем. Ты слышишь? Я… Катя, мы все наладим!

Я кивала головой, но даже не вслушивалась в то, что он говорил. И в тот день, и во все последующие. Я досчитывала коммерческое предложение, смотрела советские комедии по телевизору и старательно делала вид, что не замечаю тревожных взглядов сыновей. Кажется, после того, как Тимур переехал к матери, они поняли, что мы расстались. Но так и не решились спросить нас об этом прямо. Им было страшно, страшно, что их привычный мир рухнет. Ничего не спрашивала и Нина Львовна. Молчала Альфия. Видимо, Тимур попросил мать не вмешиваться, а она по привычке подчинилась мужчине.

Тяжелей стало, когда каникулы закончились. И хоть я делала все, чтобы свести к минимуму наши встречи с Алмазовым, то и дело на него натыкалась. То в проектном, то в бухгалтерии, то в кафе, где мы обычно обедали… И это было совершенно лишнее. Видеть его, такого знакомого — было невыносимо. Потому что я знала — это всего лишь оболочка. Внутри мы стали совсем другими. Будто все, что случилось, изменило наш генетический код. Избегала я и Волкова, о котором тоже думала очень много. Отложив в сторону розовые очки, я методично анализировала ситуацию. Все, что мне довелось узнать. Все, что между нами происходило… Но так и не могла понять, что же так сильно меня смущает.

Наверное, Яну надоело мое поведение, потому что в один из дней я застала его в своем кабинете. Он сидел в моем кресле и дожидался меня.

— Как ты вошел?

— Взял ключи у Карелии Ильиничны.

Я вздохнула. Ну, надо же… теперь придется делать выговор уборщице.