Маргарет Макхейзер - Почти что сломанная жизнь [ЛП]

Свист воздуха, когда рука быстро закрыла мне рот.

Сладкий запах, пропитанной хлороформом тряпки, которую они крепко прижали мне к лицу.

Большое, твердое тело, крепко прижимающее меня к себе, его руки полностью обездвижили меня.

Глубокий смех другого мужчины, стоящего на расстоянии в несколько футах, смотрящего на других и радостно подбадривающего их.

Помню, как всем своим существом знала, что мне не выжить.

То, как мой мозг отключился и сдался.

То, как мой рассудок отключился, потому что знал, что меня несут умирать.

— Я была недостаточно умна, чтобы распознать, что это была уловка. Они хотели меня, и они знали, что делали.

Глядя на грозные облака, я вижу их сквозь кричащие на меня голоса. Они не желают, чтобы я рассказывала Доминику свою историю. Они свирепо ревут, и вспышки молний, словно предупреждают меня закрыть рот и держать правду спрятанной внутри.

— Очнулась я с привязанными над моей головой руками и широко расставленными ногами, которые тоже были к чему-то привязаны. Мои глаза были такими опухшими, почти полностью закрывшимися, поэтому я не могла их видеть, но могла слышать их. Могла чувствовать все, что они со мной делали.

Вспышки молний яростно рассекают небо.

— Они трахали меня, разрывая.

Яростный раскат грома проносится по всему дому.

— Мое тело отключалось.

Хлопок — еще одно громовое предупреждение.

— Они по очереди менялись, трахая меня и испражняясь на меня.

Треск — яркая, чистая молния.

— Они резали меня.

Мои слезы не кончаются.

— Использовали всю.

Все мое тело непроизвольно дрожит.

— Они смеялись.

«Заткни уже эту суку, Мик».

— Они сломали меня.

Сердце колотится.

— Им следовало убить меня.

Я чувствую, как мой кофе просится наружу.

— Жаль, что я не умерла.

Хлопок.

Треск.

Бум.

Треск.

Теперь дождь льет как из ведра, тучи кричат на меня. Раскаты грома грохочут теперь чаще, и небо освещается электричеством. Жестокость снаружи напоминает мне об их насилии надо мной.

— К черту все! — ору я бушующему дню.

— К черту!

Спрыгнув со столешницы, я бегу к черному ходу.

Отключаю сигнализацию и уверенно отпираю дверь.

Я, черт возьми, не мешкаю. Не могу остановиться. Этот шторм хочет моей смерти.

Я выбегаю на задний двор и стою с широко раскинутыми руками.

— Идите к черту! — Ору я тучам. Им нужна я? Они меня получат. — Я здесь! Берите меня. Забирайте. Убейте меня, как в тот день вы и хотели.

Я чувствую приближающегося Доминика.

— Я вас ненавижу, — кричу я. — Возьмите меня, к чертовой матери. — Мои слезы смешались с холодным, злым дождем, колотящим мое тело.

— Я больше не могу выносить это. Меня уже достаточно наказали. — Я падаю на колени и, вцепившись в свои волосы, тяну их, пытаясь почувствовать хоть что-то помимо горя.

— Мне следовало умереть! — Кричу я монстрам на небе.

— Заберите меня, пожалуйста. Я больше не могу дышать. Просто заберите меня. — Моя голова опускается вниз, и подбородок упирается мне в грудь.

Позволь мне умереть.

Мне уже все равно.

— Помогите мне жить, дав мне умереть. — Мои плечи опускаются, и я делаю вдох, надеясь, что он будет последним.

Я в темноте, постоянной, вечной темноте. Глубокая рана, бездонное горе, и вечная безнадежность. Я больше не выдержу. Дыра в моем сердце настолько велика, что засасывает меня все глубже и глубже в темноту, в подавляющий, бушующий океан.

Подняв вверх руки, я открываю глаза посмотреть сквозь слезы и дождь, полностью уничтоженная и совсем разрушенная.

— Меня не спасти. Заверните меня в саван смерти. Просто убейте меня.

И потом я начинаю рыдать. Неподвластные слезы текут по моим щекам.

Я борюсь за вздох, сама того не желая.

Я не хочу делать следующий вдох.

Доминик обнимает меня, и мы вместе падаем в мокрую траву.

— Вот-вот выглянет солнце, Эйлин.

Я укачиваю Эйлин в своих руках и просто даю ей выплакаться. Она дрожит, но не думаю, что это из-за холодного, неустанно льющего дождя.

Она рыдает в мою грудь. Ее руки вцепились в меня, и я делаю то единственное, что можно сделать для человека, взывающего к Богу унять его боль.

Я просто держу ее в своих объятиях, позволяя ей выплеснуть это наружу.

Последние десять дней я посвятил тому, чтобы добиться доверия Эйлин. Не посягая на ее личное пространство и позволив ей самой выбрать время рассказать мне то, что она захочет, чтобы я знал. Я давил на нее, в то время как она даже не замечала этого.