Маргарет Макхейзер - Почти что сломанная жизнь [ЛП]

— Ты сделала все сама, Эйлин, — я поднимаю свою сумку и иду к входной двери.

Эйлин сразу позади меня. Я могу расслышать ее легчайшие шаги, следующие за мной.

— Завтра, если не будет дождя, мне бы хотелось посидеть на заднем дворе и выпить кофе, — говорю я ей, поднимая свои носки и ботинки.

— Думаю, теперь я могу это сделать, — говорит она, кивая головой.

— Увидимся завтра. Позвони, если захочешь поговорить. — Я уже оставил ей свои прямые номера телефонов, на случай если понадоблюсь ей.

— Доминик?

— Что такое? — Спрашиваю я, выходя на крыльцо.

— Ты вселил в меня храбрость открыть дверь.

Удовлетворение — и что-то еще — переполняет меня.

Я запираю дверь за Домиником и смотрю, как он садится в свой темно-красный BMW и уезжает. Мне кажется, я вижу, как он оглядывается на дом, перед тем, как уехать, а возможно и нет . Может, это только плод моего воображения. Мне действительно нужен кто-то, кому я смогу доверять. Может ли Доминик быть этим «кем-то»? Или это всего лишь игры моего разума?

Пока мы сидели под проливным дождем, и руки Доминика крепко обнимали меня, это казалось правильным. Будто там мне самое место, в безопасности его объятий. У его груди я чувствовала себя спокойной, защищенной. Но я знаю, он мой доктор и ничего более. Все это, вероятно, только в моей голове.

Я также полностью осознаю то, что, наконец-то , открыв эту чертову дверь и выйдя наружу, я все еще очень далека от исцеления.

У меня, может быть, ничего никогда не получится. Мое сердце, возможно, никогда не сможет вновь обрести доверие, которое должно присутствовать в любых интимных отношениях, которые мне, скорее всего, хотелось бы испытать.

Но с Домиником…

Его руки обнимающие меня.

То, как его крепкие, мужественные руки гладили мои волосы. Руки Доминика успокаивали меня, а не причиняли мне боль, как их руки .

Или тот его легкий поцелуй, которым он поцеловал мои волосы, когда я всхлипывала, плача на его груди. Все эти вещи мужчина будет делать только для того, о ком по-настоящему заботится.

Но я всего лишь его пациент, а он только мой доктор.

К тому же есть еще разница в возрасте. Мне двадцать три, тогда как Доминику, как мне кажется, ближе к сорока, если не все сорок.

Уже одной разницы в возрасте достаточно, чтобы развести нас.

Но так ли она существенна?

Важна ли была бы для меня разница в возрасте, заметь я на улице взрослого мужчину и молодую женщину, держащихся за руки? Не думаю.

Что меня действительно беспокоит, так это то, что я знаю о Доминике совсем немного, и даже если воображаемое мною притяжение действительно существует, мой разум и мое тело слишком сломаны, для того, чтобы дать ему то, что он хочет и в чем нуждается.

Отойдя от двери, я иду в ванную, раздеваюсь и включаю горячую воду в душе.

Нигде в моем доме нет зеркал, чтобы я не могла увидеть отвратительную, бесформенную личность, глядящую на меня в зеркальном отражении.

Я бы не смогла смотреть на эту женщину и чувствовать к ней что-либо, помимо жалости.

Но, глядя на свое тело, я вижу ужасающие напоминания о том дне, когда меня забрали.

Отметины от зубов по всему моему животу уже почти незаметны, но я все еще могу видеть их очертания.

Вот шрам на правой груди, где они отрезали мне сосок и оставили дырку. В том месте, где должна быть ареола, теперь, хирургическим путем сшитая вместе, шишка.

Если бы я, идя по улице, увидела девушку со шрамом от левого уха до самой ключицы, то испытала бы к ней жалость. Это еще одно напоминание о том, что они пытались меня убить, пусть и безуспешно.

И огромный укус на моем правом плече все еще настолько заметный, что я могу различить отпечатки зубов.

Мое тело — ходячий памятный подарок, хранящий воспоминания, от которых я никогда не смогу избавиться.

Шрамы, рассказывающие историю, которую я предпочла бы не вспоминать.

Историю, которая все еще заполняет мои ночные кошмары. Историю, настолько отчаянно трагичную, что, не поверь вы в нее, я бы на вас не обиделась.

Но для меня она настоящая, мое тело лучшее доказательство тому, что это действительно произошло.

В душе начинаю намыливать руки и провожу по каждому шраму и отметине, оставленными на моей коже.

То приходя в сознание, то опять теряя его, я не помню, как получила каждый из этих шрамов. В больнице медсестры описали мне их.

Я плакала.

И желала себе смерти.

Мне просто хотелось уснуть и, перестав дышать во сне, не проснуться.