Маргарет Макхейзер - Почти что сломанная жизнь [ЛП]

— Ага, я тоже ее не люблю, — говорит Доминик.

Отпираю второй замок и на несколько сантиметров открываю дверь.

— Я принес клубнику и чернику тоже. Надеюсь, ягоды в сумке еще не превратились в месиво. Если «да» то мы можем положить их в стаканы с лимонадом и назвать все это пуншем.

Я широко открываю дверь.

— У тебя есть какой-нибудь любимый сорт сыра? Мне нравится бри… Подожди, или это камамбер? Они выглядят похоже и для меня на вкус одинаковые, я имею в виду, они оба покрыты этой белой субстанцией и оба потрясающие на вкус. Но знаешь, чего я терпеть не могу? Голубой сыр. Сама посуди, они заражают сыр этими бактериями, чтобы сделать его таким жилистым. Пахнет он при этом носками, не то чтобы я засовываю свой нос в вонючие носки или еще что, но так, мне кажется, могли бы пахнуть грязные носки.

Дверь полностью открыта теперь, и я стою всего в шаге от того, чтобы оказаться на улице.

Поворачиваюсь и смотрю на Доминика, он подбадривающе улыбается мне в попытке успокоить.

— Ты близко, Эйлин, — его голос нежен. — Шагни вперед и дыши.

Я поднимаю свою ногу и ставлю ее уже по другую сторону дверного проема.

— Сегодня прекрасный день, чтобы жить, — говорит он, даже не двигаясь в мою сторону.

Он делает то же, что и всегда, даря мне необходимое пространство, и позволяя мне делать это на своих условиях.

— Сегодня прекрасный день, чтобы наконец начать видеть, Доминик, — и я полностью выхожу наружу.

Солнце омывает меня своими яркими, теплыми лучами.

— Думаю, вот здесь замечательное местечко, как по-твоему, Эйлин? — Доминик зовет меня на полпути во двор.

— Конечно, — говорю я, идя ему навстречу.

Он встряхивает свое одеяло для пикников и расстилает его, потом стягивает свои ботинки и садится. Он начинает вытаскивать из полотняных мешочков еду, выкладывает ее на одеяло.

— Знаешь, еда гораздо вкуснее, когда ты сидишь и ведешь приятную беседу с другим человеком, — говорит Доминик, жестом приглашая меня сесть напротив него.

Я тоже снимаю туфли и, переплетя ноги, опускаюсь на одеяло.

— Так, теперь неважно, насколько невкусной окажется моя стряпня, тебе разрешается только хвалить меня.

Я понимаю, что улыбаюсь его глупой шутке.

— Доминик, это фантастически вкусно, я никогда не пробовала ничего вкуснее, — с сарказмом дразню его я.

— Может, перед тем, как заявлять такое, тебе стоит отведать кусочек? Тогда, знаешь ли, это прозвучит более правдоподобно.

— Ты хочешь иметь детей? — спрашиваю я, полностью меняя тему разговора.

Доминик слегка покашливает, но потом быстро восстанавливает свое самообладание.

— В общем-то, это не то, о чем я когда-нибудь серьезно задумывался. Были такие мысли, конечно, но я никогда не был на сто процентов готов для детей.

— Ты женат?

— Был и, полагаю, фактически все еще женат, по крайней мере, пока бракоразводный процесс не завершен.

— И вам с женой никогда не хотелось иметь детей?

— Такая абстрактная мысль посещала меня, но, как я уже сказал, я никогда не рассматривал ее по-настоящему. Да и моя жена не хотела ребенка, поэтому мы и не обсуждали это серьезно.

— Я никогда не задумывалась, хотела ли я ребенка, а теперь я даже забеременеть не могу, — я поднимаю голову к солнцу и закрываю глаза.

— Почему?

— Из-за того, что они сделали. Они лишили меня этого, как и всего того, что они сломали во мне.

— Если и когда ты будешь готова, всегда можно найти другие подходящие варианты, если ты захочешь стать матерью. У тебя еще есть шансы.

Я смотрю на Доминика, который сейчас наливает для нас свой лимонад. Он протягивает мне стакан, и я отпиваю глоток. До чего же кисло! Ничего не могу поделать и зажмуриваю глаза, но, должно быть, у меня получилась какая-то смешная физиономия, потому что Доминик начинает хохотать.

Он делает глоток и морщится сам.

— Блин, должно быть, я забыл положить сахар.

— Ага, я тоже так думаю.

— Ладно, похоже, придется воду пить. Пойду, принесу, — он встает, обувается и заходит в дом, принести нам воды.

Я смотрю на дом, а когда перевожу взгляд снова на одеяло для пикников, я ошеломлена и теряю дар речи при виде того, что находится рядом с моей коленкой.

Блестящее голубое перо.

Проснуться сегодня — пытка. Все мое тело болит; горло саднит так, будто я проглотила кучу острых лезвий, и еще, кажется, у меня озноб.

Даже пошевелиться не могу, не ощутив при этом острую боль во всем теле.

Слышу, как Доминик внизу стучит в дверь, но я не могу себя заставить вылезти из постели и впустить его. Дотягиваюсь до телефона, но в тот момент, как моя рука показывается из-под одеяла, холодный озноб охватывает все мое тело.