Влад Потёмкин - Жизнь, нарисованная небом

– Как хорошо, – подумала она и прижалась еще крепче. Птицы с гобелена, в такт ее чувствам, продолжали кивать.

Смотря на них и любуясь их счастьем, Ангел-Хранитель прекрасно понимал, что – «не вовремя». Присутствие Феодосия, могло внести, лишь дополнительную путаницу и не добавить ничего определенного в поиске – «взятия следа». Он решил прилететь сюда, еще раз, когда императрица будет одна, а сейчас решил – им не мешать, пусть даже и косвенно – он довольный их счастьем улетел.

– Прилечу – сюда, еще раз, – решил он, полный хорошего настроения. Ему было не по себе, лишь в одном:

– Незаслуженно и давно я не посещал Феодосия и его сестру, – рассудил он.

Маленькие птички под свое щебетание перелетали с ветки на ветку.

– Смотри, – Ауст указал на пару, среди порхающих в листве неугомонных птах. Птицы перелетали с ветки на ветку над их головами. Пара привлекла внимание Ауста своим необычайным красивым оперением.

– Какие красивые, – восхищено воскликнула Идэн. – Слышишь, как они щебечут?

– Да! – ответил Ауст.

– Это они радуются за нас!!

Теперь Ауст и Идэн, часто и подолгу проводили время вместе. Сидели, где-нибудь на лужайке под увесистым деревом или шли бесцельно – вдоль берега, а то и прямо – на растущем корабле, свесив ноги с кормы и, любуясь один другим. Глядя, друг дружке в лучистые и счастливые глаза они познавали себя в неразрывном монолите друг друга. В этих взорах они взаимно открывали один другому сердца и улыбались, довольные своею находкой.

– Ты прелесть!! – восторженно прошептал он.

Она в ответ улыбнулась.

– Я тебя люблю!!!

– Я тебя тоже!

Они целовались. Целовались и разговаривали и, слова эти звучали с такой бесконечной нежностью и, ликованием, что казалось – им, нет границ. Ласковые интонации неизменно присутствовали на всем протяжении их беседы. Они настолько были упоённые страстью и уверенностью друг в друге, что дело совместной жизни, считали – как факт решённый и уже даже свершившийся и само – собой разумеющийся. Необходимость, одного в другом, у них была настолько велика, что даже малейшая разлука наводила на них уныние и грусть. Разлуку одни считали не мыслимой, но если, случалось такое – мать, забирала Идэн, по какой ни будь хозяйственной нужде, то при ее внезапном появлении – Ауст вздрагивал, и лицо его вспыхивало жаром – горячей вскипевшей кровью. Идэн также, увидев любимого, теряла свой лик – присущей ей невозмутимости – готова была, в тот же миг, броситься ему на шею, лишь – присутствие отца сдерживало ее – от этого порыва. Но им, достаточно было, какого-то мига побыть вместе, чтобы вернуть себе довольное, расслабляющие и уравновешивающие их состояние.

– Ты благоухаешь ароматом весны и невесты, – с трепетом в голосе проронил Ауст.

– Так уж прям, и невесты? – голосом заигрывания и блеском глаз переспросила она.

Он провел рукой по ее щеке, с такой трепетной нежностью, что она чуть не заплакала от счастья. Ауст был для нее открытой книгой, в которой она не видела ничего, кроме утопающего счастья. Раньше, она постоянно находилась, в каком-то глубинном ощущении не досказанности и пугающей тайны, а она хотела открытости, без всяких недомолвок и полуправд. И вот, наконец-то сбылись ее мечты, по-детски наполняя её радостью и счастьем.

Они спустились к воде, и пошли вдоль моря, любуясь закатом. Шли, по шуршащей гальке, взявшись за руки и слушая игру волн – их не замысловатый мотив звучания: «ДА» и «НЕТ». Набегая на берег, волны произносили – «ДА», а отступая, говорили – «НЕТ». Но и то и другое под аккомпанемент шуршащих береговых камешков-голышей.

Не высокая природная гряда отгораживала заводь от моря, и до прихода приливной воды в фиорде стояла полная тишь. Пользуясь штилем, они принимались «печь блины» – пускать по глади воды плоские камешки – блинчики. Плиточки шлепали по воде, оставляя круги, а Идэн с Ауст считали каждое подпрыгивание. «Пекли» они и вместе и врозь и Идэн, по-детски, искренне радовалась, когда она превосходила свой же – предыдущий блинный результат. Она подпрыгивала на шуршащем галечнике и в след ее движениям, волосы колыхались в полете и, вся она была в этот момент неистово красива. Потом они целовались и, встретив рассвет, быстро бежали спать, чтобы не быть замеченными родителями.

– Какая, ты, красивая, – наполненный счастье прошептал он, глядя в ее лучистые голубые глаза.

– Это по тому, что, ты, меня любишь! – сияя белоснежной улыбкой, проговорила она. Они шли, вдоль береговой черты, любуясь полетом чаек. Сумерек опускался над морем и побережьем. Белая ночь уступила свои права, и вот-вот должно было стемнеть. Волны колыхались – шуршали между валунов, натыкаясь на выступы скал и протиснувшись, пропадали в гротах пещер и ущелий и выбирались оттуда, потерявшие былую силу и нежно трепали выставленные в воду подошвы влюбленных. Ауст поцеловал Идэн и уставился в пульсирующее огнями небо. На небосводе сияли звезды, и множество метеоритов засыпали августовское небо, оставляя длинные пылающие следы на черном небосводе бархатной ночи. Ноги их то и дело скрывались в пене набежавших волн.