Татьяна Леонтьева - Полтора килограмма соли

Нос у Ковалена о-го-го, еще пуще, чем у Ярославцева. Как у Жерара Депарадье, пожалуй. Любопытный такой нос, резко выдающийся вперед и чуть смятый набок. Поэтому с одного боку профиль Ковалена стремителен и хищен, а с другого выглядит каким-то незащищенным. С этого бока по крылу носа бежит синенькая венка.

Писатели пили. Нам, естественно, наливали минералки и соков, а любезный дядечка, мой сосед, то и дело передавал бутерброды. На первом же поверх ветчины лежал жирный черный волос, свалившийся с чьей-то писательской головы. Мне стало противно, и я съежилась в немой борьбе с бутербродом.

А краем глаза следила за Коваленко. Он тоже на меня поглядывал, но пристал – да, мы потом так об этом и говорили: «пристал» – к Чпоксу.

Чпокса на самом деле зовут Ксюша. Она длинная и нескладная, и двигается рывками, как будто ее кто-то за ниточки дергает. Это у нее наследственное, у них вся семья такая – длинная Сутулая Мама, изможденный Худой Отец и Тощий Мешок, младший братец, с которым они делили комнату и постоянно дрались. Чпокса дразнили наши мальчишки, но мы ее оберегали. То есть от мальчишек оберегали, а сами втихаря посмеивались. Передразнивали ее походку. Пересказывали ее перлы. Но это не потому, что она очень уж смешная, а мы такие жестокие. А потому, что Чпокс всегда о себе очень много думала. Нам так казалось, что в глубине души она всех нас презирает – и Белку, и меня, и уж тем более Наталку с ее кошками. И даже на Ярославцева смотрит иронически. Не говоря уж о мальчишках и Ульяше.

Коваленко выпил залпом что-то крепкое, подсел к Чпоксу, положил руку на спинку ее стула и сказал:

– Вот ты, красавица, пишешь о любви.

Утвердительно так.

Чпокс подняла на него свои огромные глаза и пока молчала.

– Я вот тоже пишу о любви, – продолжал Коваленко не спеша, как бы готовясь к длинному задушевному разговору. – А об этом можно писать, только если страдаешь. Вот ты – страдаешь?

Чпокс дернулась, покривила губы и ответила, не раздумывая:

– Ничего я не страдаю! С чего вы взяли? – И запрокинула голову, стараясь смотреть свысока.

– Нет, ну стихи-то настоящие, – подольстился Коваленко. – Такие только от душевных мук…

Чпокс нетерпеливо поерзала и перебила:

– Да не страдаю я, говорю же. Стихи – это… стихи. Выдумка.

– Ах вы-ы-ы-ыдумка? – протянул Коваленко и убрал руку со спинки. – То есть все выдумала, да?

– Да, – отрезала Чпокс.

– Ну тогда это другое дело, так бы сразу и сказала…

– Да я сразу и сказала.

И так они какое-то время препирались. Чпокс фыркала и шипела, а Коваленко периодически чокался с писателями, но от нашего угла не отлипал.

Белка ткнула меня в бок и прошептала:

– Коваль-то шары залил.

– Ну, – шепнула я, а сама прислушивалась к разговору.

– Пристал к нашему Чпоксу.

– Да вроде ничего…

– Да ты чё! Мы же маленькие еще, к нам нельзя приставать.

– Да он же ее не трогает.

– Нет, ну противный какой, глянь, Танька… Алкаш…

– Алкаш, – кивнула я.

Чпокс хоть и думала о себе много, но могла при случае и расплакаться.

А Коваленке уже в лицо бросилась краска:

– Если ты пишешь из головы, то твоих стихов – нет! И тебя самой вообще – нет! – рявкнул он и подчеркнуто отвернулся.

Ярославцев встревоженно на него поглядывал.

– Как это меня нет? – Чпоксовы глазищи уже налились злыми слезами. – Вот она я!

– Если бы ты была, я бы в тебя влюбился! Значит, нет тебя! И даже не смотри на меня!

Чпокс возмущенно вздрагивала.

На самом деле это все относилось к нашей с ней дискуссии. Есть любовь или нет любви. Я, конечно, говорила, что любовь есть. Как ей не быть, если я люблю Тимура, а Тимур любит Белку. Ну и страдания само собой, куда ж от них деваться? Чпокс смеялась и уверяла, что любовь – пшик, это сказочка, которую придумали люди, чтобы прикрыть половой инстинкт.

– Вот влюбишься, Ксюха, и поймешь. Вырастешь и узнаешь, – горячо доказывала я.

– Не влюблюсь! Обойдусь как-нибудь.

– Ну ты что, замуж, что ли, не выйдешь? Все ж выходят…

– Одно другому не мешает. Можно и замуж, только при чем тут… любовь?

«Любовь» она так произносила, что всегда чувствовались кавычки.

…Коваленко закинул ногу на ногу, ища нового собеседника. Я вытянулась по струнке и напряглась. Его взгляд наткнулся на меня. Такого типа взгляд, знаете… который выдержать сложно. И под которым страшно спасовать.

– Ну а вот ты – сволочь, говоришь? – улыбнулся он и мечтательно потянулся. – Мы с тобой явно родственные души. Я вот тоже подумываю стать сволочью…