Людмила Толмачева - Невеста на час

Месяц прошел с того злополучного дня, открывшего ей глаза на собственного мужа, а боль не утихала. Через многое пришлось пройти за это время: напрасные попытки докопаться до причин, толкнувших мужа на путь порока; его хитрые недомолвки и откровенную ложь; громкие скандалы с хлопаньем дверями и крепкими выражениями; молчаливый раздел территории, когда она, покинув супружескую спальню, поселилась в гостиной.

Самым обидным для нее в этой истории было отсутствие у мужа чувства раскаяния. Он вел себя как нашкодивший кот – вину признавал, но в пределах допустимого, как некую шалость, свойственную любому нормальному мужику, и надеялся, что инцидент как-нибудь утрясется и забудется сам по себе.

Поначалу он все отрицал, называя обвинения в свой адрес «полным бредом», а юную пациентку Горохову – «маленькой потаскушкой, свихнувшейся на сексе». Но припертый к стенке такими железными уликами, как «посланная за инструментом медсестра» и «Филечка», был вынужден признать, что не сдержался, поддавшись на откровенные заигрывания старлетки. «Неужели это баловство можно назвать изменой? – искренне удивлялся Филипп. – Да в студенческие годы мы с ребятами еще не то… Кхм! Подумаешь, трахнул по ходу дела шлюшку, на которой пробы ставить негде, а ты мировой пожар раздула. Смешно!»

Но ей было не до смеха. По ночам она плакала, а при свете дня всматривалась в свое отражение в огромном зеркале шкафа-купе, выискивая причины мужниной неверности. Ей казалось, что она и в самом деле постарела, подурнела, да и вообще, никогда не была красивой и привлекательной.

Единственным существом, которое не позволяло ей без остатка погрузиться в темный мир переживаний, была дочь.

Яна заканчивала восьмой класс, но внешне выглядела старше – высокая, сформировавшаяся, с модной прической. На нее заглядывались и парни, и мужчины. Если раньше этот факт вызывал у матери горделивую улыбку, то теперь ничего, кроме горьких мыслей, не возникало. «А вдруг и она, ее Яна, станет яблоком раздора для какой-нибудь не очень молодой пары? Нет, только не это!»

Как ни старалась мать уберечь дочь от семейных скандалов, шила в мешке не утаишь. Перебранки в спальне, начинавшиеся с шепота, вскоре переходили в громкую ругань и порой заканчивались ее рыданиями, заглушаемыми подушкой. Муж при этом в сердцах хлопал дверью, выскакивал на лоджию и долго курил. Девочка все понимала, но реагировала своеобразно. Она закрывалась в своей комнате, и не выходила оттуда до утра. На следующий день Светлана готовила завтрак, виновато поглядывая на замкнутое лицо дочери, а та молча ела и торопливо убегала, не позволяя чмокнуть себя в щеку, как было заведено у них с незапамятных времен.

В конце мая Филипп отвез Яну к бабушке, в провинциальный городок Михалев, где она отдыхала каждое лето. С ее отъездом Светлана пережила одновременно и облегчение – дочь не будет больше свидетелем родительских ссор, и тоскливое чувство одиночества. Теперь она совсем одна, даже завтраки готовить некому – Филипп в последнее время уходил из дому натощак, очевидно, выпивал кофе где-нибудь по пути на работу.

В наброшенном на ночную сорочку халате, она бесцельно бродила по пустой квартире, вялым движением наливала в чашку остывший кофе, вставала возле окна и долго смотрела на жизнь улицы. Постепенно это занятие обрело для нее определенный смысл – она изучала людей: лица, повадки, походку и пыталась определять их характеры.

Вот, например, пожилой мужчина из соседнего подъезда, с седым ежиком, всегда ухоженный, в неизменных светлых брюках и безупречно сидящих рубашках. Неспешной походкой он пересекал двор, без суеты открывал дверь черной «Мазды» и садился за руль, но уезжать не торопился, ждал свою жену, тоже немолодую, полную, с хорошей осанкой и породистым лицом.

Светлана начинала нервничать, завидев эту вальяжную даму, которая аккуратно семенила, с достоинством неся свое крупное тело.

Вечером пара возвращалась: муж доставал из багажника пакеты с продуктами – всевозможными овощами и фруктами, свежей клубникой, огромными рыбинами семейства осетровых и прочей дорогой снедью, а жена невозмутимо ждала в сторонке. Затем они чинно, как королевская чета на приеме, шествовали к своему подъезду.

«Как не тошно идти с такой черепашьей скоростью?» – со злостью думала Светлана. К тому же ее ужасно раздражал волчий аппетит пожилых супругов.

Она не была мизантропкой, просто измена мужа разлилась в ней горькой желчью, превратила в злую завистницу. Да, она завидовала этой пожилой чете! Самой обыкновенной черной завистью.