Рани Маника - Земля несбывшихся надежд

Она вложила мне в руки двух шикарных малышей.

Сын оправдал все мои надежды. Это был подарок богов. Мои молитвы были услышаны — черные кудряшки волос, громкие крики говорили о его здоровье. А на свою дочь я смотрела с определенной долей неверия. Просто она была какой-то особенной. То, что она была светлой, я еще как-то могла понять. Бадом, когда положила крошечный живой комочек мне на руку, посмотрела на меня широкими от изумления глазами и удивленно произнесла:

— У нее же зеленые глаза!

Никогда еще в жизни ей не приходилось видеть ребенка с зелеными глазами.

В изумлении я смотрела на розовую рожу своей дочери и на ее серебристые волосы. Это можно было объяснить только тем, что в ее жилах текла кровь миссис Армстронг — знаменитой бабушки моей мамы, которую пригласили ко двору, чтобы преподнести букет королеве Виктории и пожать ее руку в перчатке. Я смотрела на маленькое светлое создание в своих руках и решила, что ни одно из тех имен, которые мы с мужем обсуждали, не подойдет. Я назову ее Мохини.

Мохини — это имя звездной искусительницы из старинных легенд. Она была настолько красива, что даже случайный взгляд в бездонную глубину ее глаз заставлял забыть обо всем даже богов. В маминых рассказах они тонули в ее глазах один за другим в страстном желании обладать ею. Я была тогда еще слишком молода, чтобы понять, что яркая красота — это проклятие. Счастье отказывается разделять ложе с красотой. Мама писала мне, предупреждая, что это не очень хорошее имя для девочки. Оно может принести несчастье. Теперь-то я знаю, что должна была послушаться ее.

Я даже не могу описать несколько первых месяцев. Это было похоже на прогулки в тайном саду и прикосновение к сотням и тысячам новых прекрасных цветов: новые расцветки, новые ароматы и чудесные формы. Все это наполняло мои дни с рассвета до заката. И я была счастлива. Даже спать ложилась с улыбкой на губах, очарованная своими прекрасными детьми. Даже во сне я прикасалась ладонями к их нежной шелковистой коже.

Идеальная от макушки маленькой мягкой головки до кончиков пальцев на ногах, Мохини была без единого изъяна. Люди смотрели на нее с нескрываемым любопытством — откуда она у меня только взялась? Они смотрели на меня, потом на уродливого отца, а потом на нее — и зависть пускала корни в их маленьких мелочных сердцах. Я очень серьезно относилась к тому, чтобы дочь моя выросла красивой: купала ее в кокосовом молоке и умащивала ее кожу незрелым лимоном, разрезанным на четыре части. Раз в неделю я толкла цветы гибискуса и запаривала эту кашу в кипящей воде до тех пор, пока вода не окрашивалась в светло-ржавые оттенки. Потом разводила этот раствор водой и опускала в него извивающееся маленькое тельце дочурки. Мохини плескалась и смеялась, разбрызгивая воду в разные стороны. Я не буду даже рассказывать, сколько усилий я приложила, чтобы ее молочно-белая кожа не потемнела.

Ни одного ребенка на свете не любили больше. Брат просто обожал ее. Хотя они и не были внешне похожи, между ними существовала какая-то невидимая связь. Они понимали друг друга с полуслова, с одного взгляда. Это было что-то необъяснимое. Они не заканчивали предложение один за другого, скорее, они просто замолкали в одно время. Как будто бы в моменты тишины они общались друг с другом на каком-то ином, более глубоком уровне. Даже сейчас, когда я закрываю глаза, я вижу, как они сидят напротив друг друга и чистят рис в каменных ступках. Не говоря ни слова. Они и так понимали друг друга. Он поднимает тяжелый камень, а она руками подсыпает рис в щель. Оба молчат, а работа идет настолько слаженно, как будто все делает один человек. Я могла часами наблюдать за тем, как они работают вместе. Рис приходилось чистить через день. Это была довольно опасная работа: можно было поранить руки.

Когда они были вдвоем, устанавливалась магическая тишина, как будто бы они входили в круг под названием «мы», причем все вокруг это понимали. Я помню, что иногда эта атмосфера начинала угнетать окружающих.

Если я была невероятно горда своей дочерью, то ее отец молился даже на землю, по которой она ходила. Девочка заставляла трепетать его душу, касаясь ее самых сокровенных струн. Айя иногда даже удивлялся самому себе. Когда Мохини была еще совсем маленькой и полностью помещалась на его огромных ладонях, у него возникало особое чувство, которое он помнил потом всю жизнь. Ему самому с трудом верилось, что он является отцом этого чудесного создания, и он мог часами стоять и смотреть, как она спит. Нередко по утрам я находила ее одежду сложенной рядом с гамаком.