Наталья Федотова - Время несбывшихся надежд

…Начало 2000-х. Я – новоподготовленный кандидат филологических наук – сижу за праздничным столом, накрытым, кажется, по случаю 8 Марта, на одной из кафедр факультета журналистики Белорусского государственного университета. Напротив меня – Борис Васильевич Стрельцов. Я училась у него, а теперь мы делим преподавание курса по теории и жанрам периодической печати: первые полгода я читаю «информационные жанры», а «аналитические» и «художественно-публицистические» преподает он во втором семестре. Предполагается, что для чтения этого курса я пользуюсь написанными им книгами. Но я опираюсь на западные материалы и информацию, полученную во время тренингов, проводимых западными специалистами, и даю лишь краткий обзор его подхода к делению журналистских текстов на информационные жанры. По-моему, это всем известно на кафедре, где я работаю, и многим на факультете. И, кажется, есть недовольные моим своеволием. За столом, по левую руку от профессора Стрельцова, сидит доцент Татьяна Владимировна Подоляк. Вижу, как, наклоняясь к нему, она громко шепчет: «Вот уйдете Вы на пенсию – и некому будет преподавать журналистику на факультете». Я слышу ее слова, и они мне неприятны…

После профессора Стрельцова, действительно, преподавать ту журналистику на факультете уже не будет никто и никогда. Вместе с ним с факультета ушла целая эпоха в истории отечественной журналистики – советская школа. Но еще раньше, в начале 1990-х, когда я была студенткой факультета, эта школа зашаталась. Первые признаки ее неуверенности в себе проявились в том, например, что из названия предмета по специальности – «Средства массовой информации и пропаганды», сокращенно СМИП, – исчезло последнее слово. В сборнике "Свет и тени. Очерки и публицистика 80-х", опубликованном профессором Стрельцовым в 1991-м году, слово «пропаганда» в нейтральном контексте тоже, кажется, было употреблено в последний раз. Скорее всего, этот сборник был и последней профессиональной критикой литературно-публицистических произведений белорусских журналистов.

Новое время расчищало для себя площадку. Теперь понимаю, что именно в тот период и был возможен расцвет журналистики нашего нового времени. Просто все сошлось для этого. Советская школа была отвергнута. Но какое-то время она еще определяла письмо многих журналистов, воспитанных на ее требовании литературности и публицистичности, которая, по словам Анатолия Аграновского, не существовала без оригинальной авторской мысли. А с другой стороны была СВОБОДА. Та свобода, которая возможна только в первые годы после революции. Начало 1990-х, первые 4 или 5 лет и были именно тем временем – временем безудержного постреволюционного романтизма и безграничной наивности в суждениях, взглядах и поступках. Так что фраза «страна непуганых идиотов» героя Александра Абдулова в фильме 1991-го года «Гений» была констатацией объективного факта.

Дух свободы создавал ощущение, что невозможного нет, что исполнение мечты зависит только от нашего желания и вложенных усилий. Поддавшись этому всеобщему настроению, в декабре 1991-го мы, несколько моих однокурсников и других со-товарищей, выпустили первый номер первой белорусской феминистской газеты – «Женская газета», – которая к тому же еще издавалась на частные деньги. Опыта не было, знаний не хватало – мы учились по ходу дела. Помню, как-то нам удалось заполучить заказ на рекламу женского белья. Редакционный фотограф, выпускник радиотехнического института, провел съемки (где он нашел манекенщицу для этого – не помню). На наш взгляд, фотографии получились, а заказчица осталась недовольна. Показывая нам на запечатленное, она возмущалась: «Разве так снимают белье?!» – и учила: «Когда снимают белье, на нем не должно быть ни одной складочки. Если белье морщинит на манекенщице, оно должно быть подколото везде булавками. Кто захочет купить белье, которое плохо сидит?!» Тогда я восприняла этот случай как прокол в работе. Сегодня он кажется метафорой того времени и нас в нем: нарядные картинки глянцевых журналов представлялись нам «настоящей реальностью».

Период постреволюционной «вседозволенности» – как это всегда и бывает – сменился годами восстановленного контроля. Ко времени, когда этот разворот стал очевиден, в 1996-м году мы закрыли «Женскую газету». Я ушла в аспирантуру на все тот же факультет журналистики писать кандидатскую диссертацию о женских и мужских журналах. Потом в течение восьми лет там же преподавала. Несколько часов своего курса отводила обучению написания текста в жанре «новость» по правилам, принятым в западной журналистике. Получалось не сразу и не у всех.