Рани Маника - Земля несбывшихся надежд

Этой женщины не было в его завещании.

В его коротком завещании не упоминается никого, кроме меня. Его дочери. Той, которой он отдал ключ. Той, от которой он скрывал свои тайны. Женщина, словно услышав мои мысли, подняла глаза, и наши взгляды встретились. В алом цвете ее помады было что-то удивительно страстное. Несчастное создание. В моей груди сжалось сердце. Я ничего не могла с этим поделать. Я понимала, что значит быть покинутой.

Моя несчастная мать явила меня миру и затем умерла от потери крови. Тогда папа скормил ее обескровленное тело чудовищу с желтой слюной в крематории, а я осталась с папой. Он оставлял мне разные подарки — игрушки, когда я была поменьше, и драгоценности, когда я взрослела, — на столике у моей комнаты как раз перед тем, как уйти на работу. Да, да, совершенная правда, он оставлял это именно за дверью, чтобы у меня никогда не возникло спонтанного порыва броситься ему на шею и поцеловать его так, как может дочь. И чтобы в дальнейшем у меня не возникало даже мысли о возможности таких объятий, когда он возвращался домой, мой далекий отец звонил заранее, чтобы узнать, поправился ли мне мой новый подарок.

Он прятался за степу из вежливых слов: «пожалуйста», «позвольте», «спасибо»… Все верили в его удивительно безошибочные поступки. Некоторые даже завидовали мне и этой идеально нежной любви, которая, как они думали, существовала между отцом и дочерью. Он был их идеалом. И только я стояла за этой толстой стеной, которую он выстроил между нами, и тихо кричала. В ужасе от ее страшного совершенства и действительно удивительного количества подробностей, которые он хранил в своей холодности. Если бы только он меня хоть немного любил! Но он никогда не любил. Детеныш обезьяны, лишенный материнского тепла, умирает. Его печальное сердце просто останавливается, устав монотонно биться. Я думаю, это хорошо, что я не детеныш обезьяны.

Я кивнула головой, и люди пошли, словно послушные марионетки. Теперь я была их повелительницей. Единственная наследница огромного состояния. Хозяйку пылкого красного рта оттащили от пропитанного одеколоном тела и отвели, рыдающую, в угол. Осторожно, с любопытством.

Затем люди вынесли на своих плечах гроб. Никто не рыдал, кроме красивой женщины в черном с кроваво-красными губами. Когда люди уже стали расходиться, я подошла к ней. Вблизи было видно, что она не так уж молода. Наверно, ей было около тридцати пяти, а может быть, ближе к сорока. И, тем не менее, у нее были потрясающие глаза. Огромные и чистые. Как блестящая поверхность спокойного озера в лунную ночь. В них тоже хранилось много тайн, и некоторые из них, несомненно, имели отношение ко мне.

Я пригласила ее зайти в кабинет отца, подальше от откровенно любопытных глаз. Женщина молча последовала за мной. Бывала ли она раньше в этом доме? В кабинете я повернулась, чтобы посмотреть ей в лицо.

— Меня зовут Розетта, и я рада наконец познакомиться с тобой, Ниша, — сказала она спокойно. Ее голос удивительно подходил к ее глазам. Звонкий, он лился чисто и ясно, как мед.

— Хотите что-нибудь выпить? — спросила я автоматически.

— Тиа Мариа со льдом, пожалуйста. — Улыбка кроваво засияла на ее красных губах. Слишком красных.

Я подошла к бару. Так-так, похоже, у моего отца был целый запас ликера Тиа Мария. Вдруг я представила картину, где они, обхватив друг друга, лежат на больничной кровати. Худое желтое тело умершего мужчины и загадочное, красивое создание. Я покачала головой, чтобы избавиться от этого ужасного видения, — непристойной связи отца. Что, черт возьми, со мной происходит?

— Вы хорошо знали моего отца?

Я слышала, как она глубоко вдохнула.

— Достаточно. — Она была приятной и женственной. И замкнутой. Это была женщина моего отца.

— Вы давно его знаете? — настаивала я.

— Двадцать пять лет, — легко прозвучал ответ.

Чтобы скрыть свое потрясение, я отвернулась.

— Вы знали мою маму? — слова сорвались с моих губ раньше, чем я смогла остановить их.

Что-то появилось на глади залитых лунным светом озер на ее светлом, аккуратно накрашенном лице, которое словно ожило и выразило сожаление. Существо, появившееся в озере, несколько секунд грустно смотрело на меня, а затем вернулось назад, в глубины блестящих вод. Ее лицо снова стало невозмутимым.

— Нет, — ответила она, качая головой. Мед ее голоса загустел до темноватого осадка. Она только что солгала. Верность мужчине, который сейчас был уже мертв, — какая была от этого польза? А еще нужно было заплатить арендную плату и купить вещи в различных тонах черного. Я сосредоточилась на приготовлении Тиа Мариа со льдом. Как раз возле моей головы в тишине тикали часы.