Анатолий Ярмолюк - Зеленоглазая моя погибель

Те, кто слышали этот вопрос, в тот миг просто-таки онемели от изумления. Потому что – это был очень неожиданный, дерзкий и, можно сказать, даже греховный вопрос. Подобные вопросы батюшке обыкновенно не задают. Это сам батюшка имеет право задавать такие вопросы, а ему – ни-ни! Наверно, такие вопросы бате может задавать только Бог. И только Богу батя обязан давать ответ на такие вопросы. А тут – нате вам пожалуйте! Какая-то, невесть откуда взявшаяся прихожанка… да о чем тут вообще рассуждать! Онемеешь тут, в самом деле…

– О моих грехах, – сказал батя, – знает Бог…

– Значит, о ваших грехах знает Бог? – переспросила женщина, переступила с ноги на ноги и легко прислонилась к дверному косяку.

Те, кто видели, как она переступила с ноги на ногу и прислонилась к косяку, говорили потом, что это ее телодвижение получилось до того непринужденным и изящным… ну, скажем, будто от легкого летнего ветерка колыхнулся цветок. Да, именно так. И, еще рассказывали, что у батюшки Евгения от этого грациозного женского телодвижения будто бы сами собою сжались зубы и побелели скулы.

– Э… – выдавил из себя батюшка Евгений.

– А о моих грехах, стало быть, будете знать именно вы? – спросила женщина у батюшки Евгения.

– Не я, – мотнул головой батя. – Тоже – Господь…

– Но – через вас? – и женщина опять переступила с ноги на ногу.

– Таков порядок, – глухим голосом вымолвил батюшка. – Не нами заведено, не нам и менять… Или, может, вы – против такого порядка?

– Ничуть, – уже и вовсе откровенно засмеялась женщина, и те, кто слышали ее смех, говорили потом, что это был удивительный, чистый и легкий смех, будто неожиданно упали с неба и рассыпались по земле звонкие колокольцы. – Ничуть я не против…

– Тогда – приходите, – сказал батюшка Евгений. – Всякое воскресенье – после службы. Я имею в виду – исповедь. Вот…

– Я подумаю, – сказала женщина, легко повела плечами, прощально усмехнулась и пошла.

– Да… подумайте, – сказал ей вослед батя.

Те, кто слышали прощальные батины слова и наблюдали при этом самого батю, говорили потом, что у бати был весьма двусмысленный вид: казалось, он изо всех сил желал, чтобы женщина оглянулась, и еще, сдавалось, батя едва себя сдерживал, чтобы не броситься за нею вослед. Но – женщина так и не оглянулась, а батюшка вослед не бросился…

– Мадам или, что не исключено, мадемуазель! – окликнул женщину Динозавр, когда она сошла с церковного крылечка и ступила на паперть. – Подали бы убогим на поддержание их никчемной жизни! Как знать – может, такой поступок будет единственным вашим добрым поступком на этой скорбной земле, чем и спасетесь!

Тут надобно сказать, что такие слова были обыкновенными в лексиконе Динозавра, он такими словами обращался едва ли не ко всякому, кто проходил мимо по паперти. Но, однако же, почти никто не вникал в смысл этих слов: никому не было интересно то, что говорил какой-то нищий с двумя культями вместо рук.

А эта женщина вдруг взяла и вникла. Услышав Динозавра, она замерла, так, в замершем виде, постояла, а затем подошла к нам – ко мне и к Динозавру.

– Значит, вы думаете, – спросила она у Динозавра, – что я до сих пор ничего хорошего в своей жизни не сделала?

– Кто я таков, сударыня, чтобы думать и предполагать? – с философическим смирением пожал плечами Динозавр. – Я, как вы видите, жалкий попрошайка. Смешно, знаете ли, и печально, когда попрошайка пытается мыслить, предполагать и ударяться в разнообразную философию. Попрошайка обязан мыслить банально, мадам или, возможно, мадемуазель. Обращаясь к вам, я произнес сущую банальность. Я лишь хотел, чтобы вы обратили на нас свое внимание. И чтобы вы подали нам – мне и моему сотоварищу, которого вы наблюдаете рядом. Только и того, сударыня.

Женщина, как мне показалось, хотела что-то Динозавру возразить, но ничего не возразила. Она молча открыла свою сумочку, порылась там и протянула затем две тысячные купюры – по одной мне и Динозавру. Заработать по тысяче рублей единым махом – это, знаете ли, была редкая нищенская удача: большей частью таких денег нам с Динозавром не удавалось заработать за целую неделю.

Итак, это была нищенская удача, можно даже сказать, нищенское счастье, однако же…

– Однако же, – сказал Динозавр, обращаясь к женщине, – при виде такой неслыханной щедрости, помимо искренней благодарности к вам, меня одолевают и некоторые иные прочие банальные чувства…

– Какие же? – взглянула женщина на Динозавра своими бесподобными глазами.