Наталья Бочка: Барин

Мужикам, только знай, товары береги. А брал он таких в дорогу, что не один разбойник битый был. Те бандиты, что в лесах промышляли, в стороне от петуховских обозов норовили держаться. От того как наслышаны были о жестокости с какой мужики петуховские с разбойничьей братией расправлялись.

По молодости своей и некоторой опаске, торговал Иван Ильич пока – только в губернии, но цель, была намного глубже продвинуться. От того и заглядывал в другие места. Дума его, всё дальше, думалась. К тому и двигался. Лени не знал всё на развитие дела положить готов.

А когда среди путешествий этих купеческих, домой вдруг получится вернуться, устраивал себе заслуженный отдых, но не долгий. Всё казалось, если засидится, обязательно кто-то без него его товарами обогащаться начнёт. От того старался много не отдыхать. Чуть побудет и снова в дорогу.

Возвращается как-то из дальней поездки. Резво лошадки бегут, лёгкую коляску везут. А деревня уж – вон она, на холме видна. Ещё версты три и постель мягкая, и стол полный. Присматривается Иван Ильич, радуется возвращению.

Но тут лошади, что-то ход замедлили. Кучер чертыхнулся.

– Что там? – Иван Ильич из коляски выглянул.

– Лошадь расковалось, подкова отлетела, теперь на заднюю припадает. Сейчас мимо кузни поедем, нужно бы завернуть, Иван Ильич. Не то две версты ещё, а потом сюда же и возвертаться придётся. А кузня вон, за поворотом.

– Делай, – отозвался барин.

Чуть погодя свернула коляска в сторону. Там, в отдалении двух вёрст от петуховской деревни, стояла кузня. Рядом хозяйство. Коровы, свиньи, куры. Это для того чтобы запахи отсюда, до барского дома не долетали, да звуки с кузни барыню не тревожили.

Подъехали. Из постройки деревянной человек вышел. Это – Данила, кузнец местный. Не поймёшь, то ли молод, то ли стар. Борода черная с проседью чуть не всё лицо закрывает. Глаза с прищуром, с хитринкой. Фигура его некрупная, поджарая. Рукава до локтя закатаны, на загорелых руках жилы синюшные. Чувствуется в нём сила непомерная.

– Ну? – говорит, – не больно-то много отбегала. А я еще, когда говорил?

Гришка, кучер с подножки спрыгнул. Плечами пожимает.

– Приветствуем барин, – Данила поклон отвесил.

Иван Ильич дверцу открыл и тоже на воздух вышел, потянулся всем телом.

– И тебе приветствие шлём. Как тут? Справляетесь без меня?

– Справляемся помаленьку, – Данила вроде как улыбнулся, но за бородой это не слишком увиделось.

– Пройдусь маленько, пока вы тут работаете. А то ноги затекли, нужно бы расходить. Заодно и хозяйство проверю.

– Воля ваша, – кузнец ответил, – тут работы не много, коли торопитесь?

– Куда мне уже торопиться? Дом, вон он, на пригорке, а в хозяйстве, когда ещё побываю, всё некогда, – Иван Ильич повернулся и пошел в сторону густо настроенных, один к одному, широких сараев.

Хозяйство у Ивана Ильича, довольно обширное. Тут и коров с телятами небольшое стадо, пара племенных бычков. Свиней, три дюжины, несколько свиноматок, да два хряка. Гуси, утки, куры устанешь пересчитывать. Кролей, опять же, по клетям много выводков, да ещё плодятся. В общем, мяса полно, какого хочешь. Плюс, молочных продуктов не перечесть. А ну, столько живности, в тесноте содержать не слишком-то удобно. Вот и занимало то хозяйство обширную территорию.

Идёт Иван Ильич, осматривает. У кролей остановился, понаблюдал. Полная крестьянка из сарая вышла, поклонилась до земли.

– Доброго здоровья вам, барин.

– И тебе того же. Как тут, хозяйство моё, стоит?

– Стоит, барин, куда ж ему деваться.

– Это хорошо, что стоит, – кивнул довольный и дальше пошел.

В коровнике пусто. Видно стадо в луга увели. Благо, трава сейчас наливается. Сочная. Да и клевер полным цветом взялся. Самое – то, для скотины.

У свинарника Иван Ильич остановился. Смотрит, девочка навоз подгребает. Поросенок у неё меж ногами суетится, она его, тихо так, отталкивает и смеётся. Весело, заливисто. Гребёт навоз и смеётся. Босые ноги в коричневой жиже. Сарафан чуть не колом стоит от засохшей глины. Грязные волосы в хлипкой косе. Повернулась, щёки и лоб чумазые, лица не разберёшь. Смотрит Иван Ильич, всё равно узнал. Ведь это – та девка, что кочергой его огрела.

Смотрит и дивится. Добрая она видно, весёлая. А зачем кочергой его ударила, непонятно. Что такого он сделал ей, чтобы так наказать хотела. Ведь, вон, не злая она совсем. Почти ребёнок ещё. Но тогда, в столовой как злобно смотрела, чуть не в горло вцепиться старалась. Отчего это?