Арина Холина - Письма на воде

Я люблю мужчин.

На самом деле я люблю одного мужчину, уже восемь лет. Мне не страшно произносить эти цифры – восемь лет, потому что они ничего не значат – мы с ним один час, тридцать лет, вечность.

Я всегда все делала сама. Мне не нужен помощник. Мне не нужен защитник. Я просто его люблю.

Я люблю мужчин.

Но я ничего не могу поделать с тем, что мир изменился, а мужчины остались такими же. Они не знают, что делать с нами, женщинами новой волны, – бесстрашными, сильными, уверенными в завтрашнем дне.

И если раньше я стеснялась, когда мои книги называли женской прозой, то сейчас горжусь этим. Мужчины… расклеились. Читают боевую фантастику. Ну, и журналы – те, где есть мотоциклы и автомобили.

Эта книга о том, как сложно быть современной женщиной. И о том, как нелегко приходится современному мужчине. Мне захотелось рассказать, почему так странно, болезненно, тяжело и несправедливо развиваются отношения. И еще эта книга о такой любви, которая одна на миллион.

О том, что настоящая любовь – она больше, чем ты, больше, чем все твои принципы, комплексы, страхи и сомнения, кем бы ты ни был – мужчиной, женщиной, председателем вселенной или тенью на песке времени.

Никита – самый красивый из знакомых мне мужчин, и я уже много лет храню его, как и золотые часики с отколовшейся эмалью и с утерянным ключом для завода. Часики совершенно бесполезны и привлекательны только с одной стороны – той, где россыпь бриллиантов складывается в надпись «сувенир» и уцелела кобальтовая эмаль. Я часто проверяю, на месте ли они.

Никита так хорош, что не возникает ни малейшего желания им обладать – он как Эрмитаж, где блеск позолоты, череда холодных анфилад и тягость исторической нагрузки вызывают желание немедленно спрятаться на скромной дачке, зарыться в дырявый плед и читать растрепанный детектив.

Мы так давно с ним знакомы, что наши отношения уже можно назвать дружбой, раза два или три мы занимались любовью, но так и не стали любовниками – в том, что случилось, не было страсти. Грусть с оттенком инцеста – да, наша связь была скорее родственной, и те три эпизода, когда мы не нашли лучшего способа помочь друг другу в унынии и разочаровании, не запомнились, расплылись во времени.

Однажды мы встретились в Крыму, который едва оправился от дикой нищеты, и отдыхающих там встречали, как Восточная Европа – освободителей от ига фашистской Германии.

Был очень жаркий июнь, и мы сидели ночью на пирсе, пили много вина, а новенькая, только что из магазина, с товарным чеком и гарантийным талоном жена Никиты то ли умасливала дома свою тонкую обгоревшую кожу, то ли ожидала немного холостого мужа.

Ее звали, кажется, Ира, но я не могу вспомнить, как она выглядела. На фотографиях она получалась размазанно, или слишком мелко, или отворачивалась – словно нарочно.

Никита меня тогда раздражал – он был одним из тех, кто умудряется все время так или иначе подчеркивать, что он – мужчина с большой буквы, и кажется, что тебе что-то хотят доказать, будто заманивают в секту.

Он платил, оберегал меня, слушал вполуха мои рассуждения – словно снисходя, но когда напился, вдруг забыл все свои приемчики, и открылась другая сторона его личности, будто в часах с бриллиантовой надписью «сувенир» на французском.

Он очень стеснялся своей чувствительности – это был пунктик, даже фобия. Так некоторые девушки переживают, что у них слишком маленькая грудь или большой живот.

Мы говорили о ерунде, о том, что нет в жизни счастья, и тут же спорили сами с собой, потому что счастье было рядом – эта бесконечная ночь, и душистое море, и каждая прожитая секунда были наполнены смыслом.

– Почему в жизни все время случается какое-то дерьмо? – восклицал Никита. – Что с вином? – Он тряс пустую бутылку.

– Я схожу, – отвечала я, а он, лауреат приза зрительских симпатий за мужественность, только икал и кивал в ответ:

– Деньги возьми…

– Да ладно… – отмахивалась я, пьяная и щедрая.

Вернувшись, я отогнала от него каких-то девиц, разлеглась рядом и поделилась умозаключением:

– Ты, Никита, не выпендривайся, – посоветовала я. – Ты уж не молод, и мне не пятнадцать. И не надо мне тут песни петь о том, что жизнь у тебя, такого красивого и смелого, ужас какое дерьмо и нету счастья. Оставь такие разговоры для поклонниц.

– Я серьезно… – заныл Никита. – Все не так…