Айрис Джоансен: Звездочка светлая

– Нет во мне никакой… мягкой сердцевины. Разумеется, я люблю детей, иначе не посвятила бы свою жизнь тому, чем занимаюсь, но слабой женщиной меня никто не называл.

– Да что же плохого в мягкости? – спросил мужчина, глядя на Квинби с легким удивлением. – Лично мне нравится в людях это качество. Возьмите, к примеру, меня. Когда дело касается детей, я становлюсь мягок, как рыхлый весенний снег.

– А когда дело касается автоматчиков на крыше?

– Не-а. – Он внезапно выпрямился в полный рост и стал размахивать руками при виде самолета, уже приближающегося к посадочной полосе. – А вот и Марта. Я велел ей не садиться, если она не увидит нас на этом месте.

«Лэр-джет» коснулся бетонного поля легко, как перышко. Видимо, Гуннар не преувеличивал, называя эту Марту первоклассным пилотом, восхищенно подумала Квинби, наблюдая, как самолет подкатывает к ним.

– А как бы она поступила, если бы нас здесь не оказалось?

– Отвезла бы Эндрю обратно в Седихан.

– И бросила бы вас одного? – удивленно расширила глаза Квинби.

– Я же объяснил вам, что мы не можем рисковать жизнью Эндрю. – Он взглянул в сторону башни. – Что-то наши друзья, в кавычках, ведут себя подозрительно тихо. Нужно поскорее отсюда убираться.

Дверь самолета открылась, и в люке появилась симпатичная подтянутая женщина. Ей было сильно за пятьдесят, но выглядела она великолепно. Коротко остриженные седеющие волосы причудливо контрастировали с алым обтягивающим комбинезоном. Она спустила лесенку, и Гуннар по одному передал ей чемоданы Квинби.

– Проблемы были? – осведомилась Марта.

– Пустяки. Познакомьтесь, – сказал он и представил женщин друг другу:

– Марта Дэнброу – Квинби Свенсен.

– Очень приятно, – пробормотала Квинби. – Боюсь, я не такой отчаянный человек, чтобы называть двух автоматчиков на крыше «пустяками».

– Гуннару не привыкать к стычкам, – спокойно сообщила Марта. – Он в таких делах собаку съел. – Ее рукопожатие было твердым и дружеским. Дружеской была и ее улыбка. – Устраивайтесь поудобнее. – Мотнув головой в сторону зашторенной ниши в хвостовой части самолета, она пояснила:

– Эндрю сейчас спит, но его нужно разбудить через… – она кинула быстрый взгляд на Гуннара, – через сорок минут, правильно?

– Через пятьдесят пять минут он проснется сам, – сказал тот. – Я рассчитал время с запасом – на случай всяких непредвиденных обстоятельств.

То, с какой точностью молодой человек определил время пробуждения мальчика, могло означать только одно, и в бирюзовых глазах Квинби блеснул недобрый огонек.

– Вы дали ребенку снотворное, чтобы он спал во время всего перелета?

– Я ничего такого не говорил…

– А как иначе, черт побери, вы можете определить, когда он проснется! – Она сжала кулаки. – Значит, так: теперь за Эндрю отвечаю я, и я не разрешаю давать ребенку таблетки. Только в самых крайних случаях. Я не позволю, чтобы…

– Подождите. – Гуннар поднял ладонь, заставляя ее умолкнуть. – Успокойтесь. Я не давал ему никаких таблеток. Честное слово, Квинби.

– А что же тогда?

– Гипноз, – ответил ее собеседник. – С самого раннего возраста Эндрю прекрасно поддается гипнотическому внушению. В нем намеренно вырабатывали эту восприимчивость. Элизабет и Джон полностью разделяют ваше неприятие таблеток и всегда считали, что в случае какого-либо недомогания для мальчика будет гораздо безопаснее подвергаться гипнозу, нежели воздействию каких-то пилюль.

– Эндрю обожает Гуннара, – подтвердила Марта. – Он чрезвычайно чувствительный ребенок, и когда, подлетев к аэродрому, мы разобрались в том, что творится внизу, то решили прибегнуть к гипнозу. Если бы Эндрю увидел, какой опасности подвергается Гуннар, он бы, вероятно, получил сильнейший стресс.

– Понятно, – сказала Квинби, но лицо ее по-прежнему хранило озабоченное выражение. – Хотя, должна признаться, я не слишком хорошо разбираюсь в гипнозе.

– Это совершенно безопасно, – мягким тоном пояснил Гуннар. – Я люблю Эндрю и никогда не сделал бы ничего, что могло бы ему повредить. Вы верите мне, Квинби?

Ей не оставалось ничего другого. Взгляд его глаз был открытым и искренним.

– Я верю вам.

– Вот и хорошо. А теперь сядьте и пристегнитесь, а я попробую уговорить Марту, чтобы она дала мне порулить. – Он льстиво улыбнулся женщине-пилоту. – Ты ведь обещала пустить меня за штурвал, если я буду хорошо себя вести.

– Что-то не припомню, чтобы ты хоть когда-нибудь вел себя хорошо, – откликнулась Марта, направляясь в носовую часть самолета. – Или хорошим поведением называется то, что ты рискуешь своей головой? Как по-твоему, что скажет комитет, когда узнает о том, что ты здесь сегодня вытворял?