Вивиан Коннелл - Золотой сон

Его издатель, Фредерик Лосон, вечно скрытый за клубами дыма своей трубки, был одним из немногих людей, с которыми Кельвину было действительно интересно и два часа обсуждения огромной работы пролетели незаметно. Кельвин много раз говорил своему другу, что на его лице ярко отразилась вся многовековая история Европы, со всеми ее бедами и радостями.

Наконец Кельвин с облегчением вздохнул, открыл окно, чтобы выгнать из комнаты клубы дыма и сказал: «Ну что ж, я готов начать, теперь мне никто и ничто не мешает.»

Фредерик взглянул на него и спросил: «Слушай, а почему ты на меня так странно смотришь?»

– Может, ты и сам не уверен, что тебе никто и ничто уже не помешают работать?

– В каком смысле?

– Ну, не знаю, только мне кажется, что в ближайшее время ты за эту работу не сядешь.

– Почему это?

– Не знаю, я всегда такие вещи чувствую. – Фредерик встал. «Ну что ж иди, а там посмотрим, не будем загадывать.»

В дверях они обменялись рукопожатиями, а потом Фредерик сказал: «Слушай, чуть не забыл. Сегодня кое-кто звонил, спрашивал про тебя.»

– Интересно, кто же?

– Кэролайн Мандей.

– Знакомое имя. Кто это?

– Она актриса.

– Не люблю актрис.

– Я знаю. – Фредерик улыбнулся. – Только она актриса слабенькая, так что женщиной должна быть приятной.

– А чего ей надо?

– Она просто спросила меня, где тебя можно найти. Я ей не сказал. – Фредерик вернулся к столу, – Она оставила номер своего телефона, возьми, может, как-нибудь позвонишь.

– Так чего ей надо?

– Она сказала, что у нее для тебя есть новости от какого-то Адриана Мистраля.

– Адриана Мистраля?

– А ты знаешь такого?

– Да, мы однажды встречались. Он очень странный человек.

Кельвин задумался. «А как она выглядит, Кэролайн Мандей?»

– Мы однажды встречались. Она очень странная женщина.

Кельвин снова задумался, потом сказал: «Дай мне ее номер».

Он вышел на улицу, немного прошелся, зашел в телефонную будку. Перед тем, как набрать номер, он немного помедлил. Он вспомнил выражение на лице Фредерика. Его бил озноб, но сил набрать номер у него хватило. Наконец в трубке раздался приятный мелодичный голос: «Алло».

– Меня зовут Кельвин Спринг. Мне сказали, вы меня разыскивали.

– Да.

– Я сегодня в Лондоне. Может, пойдем куда-нибудь, выпьем чаю?

– Давайте. Где?

– Ну, скажем в Долиш Корт. Там тихо и спокойно.

– Через полчаса?

– Давайте через полчаса.

Голос звучал очень мелодично, как духовые в оркестре. Ему вдруг пришло в голову, что голос ее напоминал голос Грейс – ему казалось, что он уже стал забывать его. Но стоило ему услышать что-то похожее на тот, любимый голос и он зазвучал по-новому и свежо.

Он сидел в самом углу холла гостиницы «Долиш Корт» здесь больше было похоже на частный дом, чем на первоклассную гостиницу. Консервативно одетые пожилые люди в тишине пили чай. В зале царила полная тишина, и звяканье ложечки в стакане чая воспринималось как взрыв бомбы. За окном день катился к вечеру. Кельвин буквально физически чувствовал, как спокойствие окружающей обстановки проникает и в него. Ковер мягкого зеленого цвета приятно радовал глаз. В дверях появилась молодая женщина, секунду она осматривалась в зале, а потом решительно двинулась к нему. Кельвин успел заметить, что одета она была в серо-голубой костюм. Пока женщина не подошла к нему близко, лицо ее оставалось в тени. У нее были серые глаза, в которых бегали искорки цвета моря, временами в них преобладал серый, временами – зеленый. Волосы в тени выглядели еще темнее. Кельвина поразили ее длинные черные ресницы. Выглядела она человеком уравновешенным, красота ее проявлялась не сразу, и Кельвин лишь через пару минут понял, что севшая напротив женщина – настоящая красавица. Она внесла с собой аромат лондонских сумерек.

Не размышляя ни секунды, она подошла к Кельвину, и спросила: «Вы Кельвин Спринг?»

– Да.

– А я Кэролайн Мандей.

Приветствуя ее он встал, предложил ей место рядом с собой, подозвал официанта и заказал две чашки чаю. Кэролайн вела себя очень естественно и спокойно, не сразу Кельвин понял, что внутри она дрожит, как пламя свечи на ветру в холодной часовне. Она рассказала, что занята в постановке одной пьесы и за день до этого вернулась из Парижа, рассказала о парижской весне. Об Адриане Мистрале она не сказала ни слова до тех пор, пока официант не убрал поднос с чашками и в их углу не осталось ни единого посетителя.

Тогда она сказала: «У меня для вас письмо от Адриана Мистраля. Вы же знакомы с ним.»