Алана Инош - Про Одну Девочку

Блин взлетел... Но не приземлился. По лицу Любимой Девочка поняла, что что-то пошло не так. Та захватила и примяла себе ладонью рот и подбородок, по-видимому, изо всех сил стараясь удержать рвущийся на свободу смех.

Сковородка была пуста. Девочка растерянно окинула взглядом пол... Ничегошеньки. Проследив направление взглядов гостей, фокусница обнаружила пропажу. Солнечно-круглый, жирный, горячий блин прилип к потолку. Высоты кухни для броска с четырьмя переворотами явно не хватало.

– Гм, прошу прощения, этот номер был недостаточно подготовлен и отрепетирован, – пробормотала Девочка, краснея то ли от блинного чада, то ли от смущения.

– Ахалай Махалаич ты мой! – Уже не сдерживая смеха, Любимая обняла её за плечи.

Она встала на табуретку и бережно сняла блин с потолка.

– Его кто-то будет есть? – спросила она, окидывая всех искрящимся от веселья взглядом. – Нет? Ну, тогда я его съем, если никто не возражает.

И Любимая, свернув блин, хорошенько искупала его в розетке с вареньем, после чего со смаком откусила.

– По-моему, так ещё вкуснее, – с набитым ртом проговорила она, жуя.

Смущение отступало, а на его место приходило ласковое тепло: Девочка любила, когда её стряпню ели с таким наслаждением. Однозначно, праздничный обед вышел на славу.

21. Пляжная феерия

Однажды Одна Девочка с Любимой отправились на пляж. Сосны, белый песок, лазурная вода... и куча народу. Рядом отдыхала весьма колоритная парочка: она – знойная женщина, мечта поэта, обладательница роскошного шестьдесят второго размера, он – мужичок-муравей, щупленький и кривоногий. Дама загорала стоя, а её миниатюрный супруг, примостившись в её обширной тени, наслаждался созерцанием симпатичных девушек в купальниках. Дама не просто загорала, она принимала солнечные ванны, подставляя жарким лучам все участки своей необъятной, как закрома родины, фигуры. Со стороны казалось, будто она играет в «море волнуется раз...»: в каких только причудливых «морских фигурах» она не замирала, стремясь к ровному загару!

– Галя, с тебя прямо скульптуру ваять можно, – заметил Муравей. – Древнеегипетскую. Сфинкс называется.

Голос был под стать его телосложению: пискляво-гнусавый, мультяшный. Галя не удостоила его ответом. Ветерок колыхал широкие обвисшие поля её пляжной шляпки, а обильно смазанное солнцезащитным кремом лицо жирно лоснилось. Никакой муравьиный писк не мог отвлечь её от процесса синтеза витамина Д, которому она сосредоточенно и величественно предавалась.

Девочка с Любимой млели на солнышке, время от времени освежаясь охлаждённым квасом из термоса. Девочка растянулась на животе; её так разморило, что лень было даже смахнуть капельку пота, которая повисла на кончике носа...

И всё-таки она некоторым образом встала, чтобы пройтись по пляжу – щегольнуть постройневшей к лету фигурой и новеньким прозрачным парео. Его складки льнули к её ногам, струились и окутывали их завесой полузагадки. Почему «полу-»? Сквозь ткань всё-таки можно было немало разглядеть.

Взгляду Девочки предстало занятное зрелище: девушки играли в пляжный волейбол. Шоколадно-загорелые, сильные, стройные, длинноногие, в крошечных купальниках, почти ничего не прикрывавших... «Все равны как на подбор, с ними тётька-капитан». Девочка восторженно замерла, но внимание её было приковано отнюдь не к мячу, а в душе рождалась песня:

– «Потому что нельзя...» Потому что нельзя играть в волейбол с номером бюста от четвёртого и выше!

Неужели она спела это вслух? Волейболистки обернулись и посмотрели на неё так, будто собирались разом наброситься и порвать её парео в клочья. Девочка попятилась, оступилась и упала... в шезлонг, который ей подставили двое из этих загорелых спортсменок. Уже в следующий миг вокруг неё закружился земной рай: одна красотка подносила ей прохладительный напиток, вторая обмахивала опахалом, третья делала массаж ступней, четвёртая – маникюр, а остальные исполняли перед ней зажигательный танец с крепкими, упругими волейбольными мячиками... По четыре на каждую девушку: два спереди, два сзади.

– «Если б я был султан», – напевала Девочка, потягивая коктейль через соломинку.

Но что творилось на пляже? По песку уверенной походкой кинозвезды шагал Муравей – в зеркальных тёмных очках, эротично расстёгнутой рубашке и полупрозрачных штанах. Внезапно остановившись в позе тореадора, он разразился танцем, а из его кадыкастого горла протяжно полилась песнь о любви... Он обращался не к Девочке, а к Гале, которая стояла вполоборота к нему, облачённая в индийское сари. Весь пляжный народ, как по команде, вскочил и заплясал удивительно синхронно.