— Я бы никогда не смогла так поступить. В отличие от моей маленькой сестры, которая замужем за святым, за человеком, который не позволил себе ни единой подлости, который старался только…
— Прекрати свои причитания.
— Боже, что случилось с тобой, Кэтти? Что же все-таки произошло?
— Я расскажу тебе — мой муж, святой по твоим словам, этот блестящий мужчина, который, как ты считаешь, не обидит мухи, который старается облагодетельствовать весь мир, он предал меня! Вот что случилось.
— Я в это никогда не поверю! — Энн трясло и колотило.
— Ну, и напрасно. Этот святой предал не только меня. Он связался с моей подругой Сесиллией, с этим ничтожеством, подцепил сифилис и погубил ребенка.
Она вздрогнула, но все еще не веря. Недоверие было у нее на лице.
— Да! Тот несчастный случай, который произошел со мной два года назад, совсем не был несчастным случаем. Это был аборт по медицинским показаниям. Очень красивая формулировка убийства.
В дверь резко постучали. Заглянула Лу с загадочным, как все восточные, лицом.
— Вам нужно понизить голоса, леди. Наверху дети, — дверь захлопнулась.
— А, эта Лу! — ядовито продолжала я. — Она тоже считает его святым.
— Но, может быть, она и права, а заблуждаешься ты? — прошептала Энн.
— Нет, он ведь никогда и не отрицал случившегося.
Потребовалось несколько секунд, чтобы Энн пришла в себя.
— Это была вина Сесиллии, не его, — спокойно последовал вывод.
— Почему? Почему ты так думаешь? Почему вина всегда ложится на женщину? Почему считается всегда, что женщина совращает чужого мужа? А может быть, это он соблазнил ее? — я тоже зашептала.
— Нет, он не мог.
Я безнадежно махнула на нее рукой.
— Это все равно неважно. Какое это имеет значение? — печально спросила я. Ведь речь идет не о Сесиллии, а о Джейсоне.
— Но он, наверно, сможет все это объяснить. Он наверняка даст объяснения.
Я горько засмеялась.
— Как бы не так! Он даже не знает, что случилось. Они вместе пили красный ликер, они вместе ели отравленную пишу, оба приняли какие-то сомнительные таблетки от головной боли, и случилось так, что они оба проснулись в одной и той же комнате на следующее утро, и, естественно, у обоих провалы в памяти.
— Но ты сказала, что он и не отрицает этого. Но если у него провал в памяти, как же он может знать, что произошло? Как все это объяснить?
— А как можно это отрицать? Я имею в виду его сифилис, он так легко одарил меня им, а я из-за этого лишилась ребенка. Как можно отрицать подобные факты?
— А что говорит Сесиллия по этому поводу? У нее тоже был сифилис?
Я с сожалением посмотрела на Энн. С горьким сожалением.
— Неужели ты думаешь, что я говорила с ней об этом?
Энн на минуту задумалась, потом приблизилась ко мне вплотную.
— А если вся эта история правда? Что ему действительно стало плохо от таблеток или от вина, что он действительно очнулся, не зная, что произошло?
— Я могла бы допустить, что такое с ним произошло, но с ними обоими? Два тела с двумя головами и оба без памяти? — насмехалась я. — Даже святой не поверит в это.
Энн отодвинулась, закрыла глаза. Ни один святой не поверит этому. Ни одно наивнейшее существо, даже такое, как Энн. Она спокойно сказала:
— Ты так любила его, Кэтти. И он тебя любил. Почему вместо того, чтобы простить его, ты завела любовника?
Страсти уже улеглись, и мы разговаривали очень спокойно.
— Я не могла.
— Почему? Ведь любить — это прощать.
— Я не могла. — И я сказала Энн те слова, которые я говорила себе много раз; когда находилась в отчаянии, умирала от горя, уговаривала себя простить его. — Если бы я любила его меньше, я могла бы простить и большее. Я слишком его любила, чтобы простить. Понимаешь?
Она была тихой и удрученной.
— Частично понимаю. Но и другие женщины любили своих мужчин так же глубоко, так же страстно. Я знаю, ты скажешь, что так любить нельзя. Но так бывает. Так должно быть. И у них бывали всякие истории. Их мужья, их любимые предавали, изменяли, уходили, выбери любое слово, какое хочешь. И женщины их прощали. Большинство из них, я уверена. Может быть, прощали, не забывая, как и ты не забудешь этого, но прощали и жили дальше. Кэтти, большинство женщин прощает неверность, постоянные измены, особенно в наши дни, и продолжает жить. Это лучше, чем ничего, лучше, чем изменять самой.
— Неужели? А ты бы простила Джорджа? Твои мерки были так строги, так высоконравственны. Ты всегда была очень требовательна и щепетильна в вопросах морали. Совершенно неестественно для нашего времени. Нет, Энн, ты бы не простила этого.
Читать дальше