Дик Портер - Преданное сердце

Мистер Суесс — эмигрант из Вены, прошедший долгий путь на американской государственной службе. Когда к власти в Венгрии пришли коммунисты, он вел допросы в Зальцбурге, и однажды ему попался беженец из Будапешта. Суесс решил, что подробное описание Будапешта должно привлечь внимание начальства. Он достал путеводитель по городу, изданный в 1939 году, и принялся допытываться у своего источника, все ли осталось в прежнем виде. "Как, по-вашему, длина такого-то моста — 30,3 метра? Как, по-вашему, высота такого памятника — 8,5 метров?" Так продолжалось полгода; в конце концов Суесс представил отчет на пятистах страницах, подтверждавший, что путеводитель не врет, вслед за чем получил повышение. Отчет был положен пылиться в шкаф, который вскоре стали называть "архив Суесса". За короткое время Суесс уставил целую полку новыми отчетами, все они оставались непрочитанными, но сам он продвигался по службе. Сейчас Суесс — на вершине своей карьеры, он заведует нашим домом в Берлине уже два года.

Было бы несправедливо утверждать, что Суесс — неумелый работник: это означало бы, что он пробует что-то предпринять, но у него не получается. Суесс же вообще ничего не делает. Час в день он проводит за своим столом, читая «Аргоси», "Эсквайр" и тому подобные журналы, затем куда-то исчезает, или, как он выражается, "уходит по делам". Всем заправляют Маннштайн и два других немца, они же отвечают на вопросы, когда к нам наведываются люди из Гейдельберга и Франкфурта. Суесс же держится на плаву благодаря добрым отношениям с подчиненными. Почти каждое воскресенье он зовет нас в гости позавтракать яичницей с куриной печенкой. При этом он не скупится на пиво и крепкие напитки, так что когда мы уходим от него через несколько часов, все уже слегка навеселе. Никому и в голову не придет настучать на Суесса. Пусть остается. Он человек душевный, а вместо него могут прислать какого-нибудь солдафона. Да и кто его прогонит? Суесс знает, что любят пить в Гейдельберге и Франкфурте, и время от времени посылает туда ящики бутылок.

Сегодня Суесс в хорошем настроении. Он учится на курсах английского языка, и вчера ему вернули две контрольные работы, за которые поставили по четверке. Для Суесса четверка — отличная отметка, а это значит, что он будет держаться за нас с Остином изо всех сил: ведь эти работы написали за него мы. С одной стороны, мы с Эдом считаем, что написали на пятерку, и с удовольствием пристукнули бы того преподавателя, который явно занизил оценку. С другой стороны, нам надоело писать за Суесса, и мы уже начинаем думать, что не мешало бы получить парочку троек или двоек. После занятий Суесс пошел в кино на "Дружеские уговоры" и до сих пор блаженствует от увиденного. Мы спрашиваем, что ему так понравилось, а он все повторяет в ответ: "Очень, очень дружеский фильм".

Суесс верит тому, что пишут в газетах, и совершенно не понимает, как я могу быть в приятельских отношениях с Вильямсом, нашим сержантом-негром. Только что Верховный Суд принял закон против расовой сегрегации в школах, и все те чувства, которые северяне еще недавно питали к Германии и Японии, они теперь выплескивают на южан. Для них мы какие-то злодеи. Из того, что Суесс читает в газетах, следует, будто я должен ненавидеть либо Вильямса, либо южан. Суессу кажется нелепым, что мы с Вильямсом (а он родом из Алабамы) — закадычные друзья, что когда его подружка-немка гонит его прочь, он идет ночевать не куда-нибудь, а ко мне, что я не хватаюсь за пистолет из-за его связи с белой женщиной. Сказать по правде, когда я увидел Вильямса и Ирмгард, у меня засосало под ложечкой, но только потому, что она хороша собой, — я не возражал бы, чтобы у меня была такая девушка. Сначала, когда я только приехал в Берлин и подыскивал себе кого-нибудь, я решил попробовать с Ирмгард, если у нее с Вильямсом ничего не выйдет. Но потом я нашел Эрику, и это даже к лучшему: Ирмгард с Вильямсом по-прежнему водой не разольешь.

Сегодня Вильямс в отличном расположении духа. "Потрясную песню я сейчас слышал, — говорит он. — Называется "Хочу быть сержантом Элвиса Пресли". Пресли должны вот-вот призвать в армию, а для многих его имя — символ всех бед Америки, и всякие там сержанты прямо-таки мечтают сделать из него человека. Вильямс напевает нам пару куплетов, и у меня возникает желание задать этому Пресли хорошего перцу. Пройдут годы, и Элвис Пресли станет национальным героем, но я по-прежнему останусь к нему равнодушен — как, наверное, и Вильямс.