Уинифред Леннокс - Японский гербарий

— Зи-иг! Почему ты молчишь? Не можешь отвести глаз от высушенных листьев? Или там какой-нибудь цветок, которым привораживают к себе парней северные красотки-ведьмочки?

Она молчала. Если бы Кен знал, что за гербарий она нашла! Да, фолиант, состоящий из двадцати книг, на самом деле полон листьев. Он так и называется — «Манъёсю», «Собрание мириад листьев».

— Давай-ка, детка, топай сюда. Еще минута-другая — и обед готов. Это королевский обед, милочка. Такой не способна приготовить ни одна женщина. Ммм… Отлично! — И Зигни услышала, как звякнула ложка — Кен снимал пробу. — Истинный шедевр. У нас, Стилвотеров, во всех делах так — за что ни возьмемся, во всем взбираемся на вершину успеха. Ты уже заметила? А? — Кен не умолкал ни на секунду, а пальцы его работали словно сами по себе, луща фасоль и выпуская на волю бобы, пестрые, как воробьиные яйца. — Никогда не поверю, что в этом альбоме не гербарий, там наверняка что-то, имеющее отношение к ботанике. Дед ничего постороннего не держал.

— Ты прав, — наконец выдохнула Зигни, вытирая со лба выступившую от волнения испарину. На чистой, не тронутой морщинками коже остался след грязной пятерни. — Ты прав, — повторила она, — это потрясающий гербарий. Совершенно необыкновенный. «Собрание мириад листьев». Я даже чувствую запах этого букета, он пахнет морем, солью, вулканическим пеплом…

— Да что уж в нем такого необыкновенного? А нет ли чего интересного для орнитологов? — Кен отошел от плиты. — Конечно, на это трудно рассчитывать, дед не коллекционировал перья. Но я ничуть не огорчен — одна-то птичка уже поймана в силки, разве нет? О, Зиг! Ну ты и чумазая! Настоящий шведский трубочист!

Он подхватил ее под мышки и поволок к зеркалу.

— Да, зрелище устрашающее! — Зигни засмеялась, а Кен достал носовой платок, поплевал на него и провел по лбу девушки.

— Фу! Ну ты и невоспитанный тип! Зачем было мазать меня слюнями?

— Не удивляйся, Зиг, у меня брат — даун.

— Не хочешь ли ты сказать, что научился у Ника? Сэра говорит, он хороший парень.

— Ну еще бы! Он же ее сын. Больное дитя — самое любимое. Разве у шведов не так?

Она пожала плечами.

— Наверное. У меня никогда не было знакомых больных детей. Слушай, Кен, неужели ты ревнуешь к Нику свою мать?

— Да что ты, что ты! Я вообще не способен на ревность. Это чувство не свойственно уверенному в себе мужчине, детка.

— Ну конечно, ты из тех, кого ни одна женщина не променяет на другого.

— Да, Зиг, я не сомневаюсь. Никто и никогда. — Его голос звучал торжественно. — Но меня не интересует кто-то. Меня интересуешь ты. Ты, Зиг…

Не давая ей опомниться, Кен быстро наклонился и накрыл губами ее губы. Зигни дернулась от неожиданности, пытаясь отстраниться, но крепкие руки Кена обхватили ее за плечи и прижали к мощной груди. Она почувствовала, как ее груди сплющились, а соски неожиданно вздыбились и словно маленькие колючки впились в грудь Кена. Он застонал и еще теснее прижал девушку к себе. Зигни ощутила силу его желания, оно билось о ее живот, затвердевшее как камень. Не сразу, но до нее дошло, что, будь Кен ниже ростом или она выше, то это желание билось бы именно там, где надо…

Зигни пыталась отогнать не свойственные ей мысли, но они сопротивлялись и не уходили. Напротив, ей вдруг отчетливо представилось, как это желание выглядит… Откуда ей, все еще хранящей девственность, знать это? Она скривила губы в улыбке в ответ на собственный дурацкий вопрос. Да кто же этого не знает! Шведские дети много чего изучают в школе, чтобы не было никаких неожиданностей даже для таких чрезмерно целомудренных девушек, как Зигни Рауд. Но целомудренных не по своей природе, а по жизненным обстоятельствам.

Губы Кена обожгли ее сладким огнем. Зигни открыла рот, тяжело выдыхая воздух, переполнивший грудь. Пламя накрыло ее собственный лед, и он начал таять… Так быстро, наверное, тает лед невинности, мелькнуло в голове Зигни.

Теперь ее язык пришел в движение, как и кровь, и все мышцы. Казалось, ничто и никогда уже не остановит ее, все силы, дремавшие в Зигни до сей минуты, высвободились. Она не ожидала от своего языка подобной прыти и смелости, он уверенно — и более того, умело — протиснулся в рот Кена и вступил в игривую схватку с его языком.

— О-о-о… — простонала Зигни, обмякнув и становясь гуттаперчевой. Как она хотела Кена!

В голове вдруг всплыли японские иероглифы, которые она успела заметить в книге.

— Мириады… мириады… листьев, — прошептала она. — Это то, что я искала… И я их нашла. Благодаря тебе, Кен.