Эмма Ричмонд: Всё ради него

— Я зарабатываю достаточно, чтобы быть вполне счастливой.

— И что же составляет счастье?

— Достаточно денег, чтобы оплачивать счета, питаться, быть прилично одетой, обутой и чтобы в конце каждого месяца еще оставалось столько, сколько нужно, чтобы чувствовать себя… стоящим человеком. Это чтобы было с кем посмеяться, было кого любить; чтобы были друзья, которые смотрят на жизнь, как я, и думают так же, а если нет, то у них хватает ума не забивать мне голову собственными идеалами.

— К тому же вы любите старушек, детей и животных.

— Не насмехайтесь надо мной.

— А почему бы и нет? Вы хотите, чтобы я вам верил? Я же сказал, я знал Малли.

Что ему могла наговорить Малли?

— И есть кого любить сейчас?

— Нет, — прямо ответила она.

Он как-то странно усмехнулся.

— Нет, — задумчиво повторил он. — И у меня — нет. — Тут он произнес короткий, исполненный иронии тост, которого она совершенно не поняла.

— Жиль?

На его плечо опустилась рука с ярко-красными ногтями, а к голове его прильнула белокурая головка. Он не спеша обернулся.

— Маргерит.

— Как ты обращаешься с Клэр! — возмущенно заговорила она.

— А как я должен обращаться с ней? — небрежным тоном спросил он.

— Ты ужинаешь без нее!

— Как видишь!

— Ты несносный! Она где — у себя в купе?

Вместо ответа он уставился на Маргерит из-под полуопущенных век, и она, фыркнув, убрала руку, вскинула голову и направилась к спальному вагону.

Ни его лицо, ни голос ничего не выражали, когда он протянул:

— Зачем я пригласил ее?

— Может быть, по той же причине и Малли отправила меня в эту поездку? — кольнула его Франсин.

— Возможно.

— А откуда все знают вас? И друг друга?

Уловив укоризну в ее голосе, он повел бровью и подсказал ответ:

— Наверное, мы все… дружим?

— Все? Вот как! — Значит, это коллективная поездка, сказала себе Франсин. — Малли тоже их знала?

— Кое-кого. Но не всех.

— Вот как… — задумчиво повторила она. Теперь ей многое становилось понятным.

— Закончили дознание? — ехидно спросил он.

Она посмотрела на него с неприязнью и пожала плечами.

— Пока — да. А вы?

Он кивнул и встал.

— Приятного аппетита.

— Вы не будете есть?

— Нет. — Он с насмешкой в глазах поднял в ее честь бокал, который еще держал в руке. — Bon appétit! [3] Приятного аппетита! (франц.) Думаю, вам понравится вино, которое я выбрал для вас. — Он поставил на стол бокал и, прикрыв веки, еле слышно добавил: — Попробуйте что-нибудь натворить — вас тут же высадят из поезда.

Задыхаясь от возмущения, она воскликнула:

— Натворить?! Я в жизни ничего не натворила! — Раздосадованная тем, что ее слова прозвучали громче, чем она хотела, и привлекли внимание окружающих, она злобно сверкнула глазами. — Что вам наговорила Малли?

— Для меня того вполне довольно.

Мысли теснились у нее в голове, и она выпалила:

— Малли не могла ничего такого сказать. Я ничего такого никогда себе не позволяла.

— Вы так считаете? — Он сделал еще один продуманный жест, из тех, что начинали раздражать ее, затем, как обычно, пожал плечами. — Возможно, это вы так считаете… Но если бы вы нашли в себе силы держаться подальше от женатых мужчин, — с подчеркнутой мягкостью в голосе произнес он, — я был бы вам очень признателен. Тем не менее присоединяйтесь к нам в салоне, когда будете готовы, — успокаивающе продолжил он. Его губы издевательски искривились, когда он добавил: — Там, кажется, собираются… повеселиться.

— Святоша!

На этот раз он улыбнулся настоящей улыбкой. Засветились даже глаза. Он повернулся и направился в противоположный конец вагона, кивком поприветствовал двух-трех человек и скрылся из виду.

— Мадемуазель готова приступить к супу? — учтиво осведомился официант.

Нет, мадемуазель не была готова приступить к супу! Мадемуазель была готова прыскать ядом! Она резко обернулась, заставила себя изобразить подобие улыбки и слегка откинулась назад, чтобы позволить официанту поставить перед ней тарелку.

— Спасибо. — Голос у нее скрипел, но, возможно, он не обратит внимания. Она взялась за ложку как за клинок. И надо же такое сказать! Наверное, эта колкость касалась истории с Эдвардом. Но ведь Франсин не знала, что Эдвард женат. Она впервые узнала об этом, когда к ней явилась его жена, и была потрясена не меньше, чем все остальные. Но зачем Малли рассказала Жилю? Наверняка это она! Франсин во всем призналась, по секрету, своей крестной и не забыла гнев Малли, но была уверена, что крестная возмущалась Эдвардом, а теперь выходило, что ею. А что еще Малли могла рассказать? Припомнила каждую мелочь из ее жизни? За что? За то, что Франсин выбрала ее в наперсницы? А как часто они, Малли и Жиль, виделись? Франсин много раз гостила у крестной, но никогда там не встречала его. Даже не слыхала о нем. Малли, во всяком случае, в последние годы мало с кем виделась. Говорила, что стара для светской жизни. Почти не выходила из дому! Она жила в своей вилле на окраине Нанси, и если что было нужно, это поручалось экономке или гостившей у Малли Франсин. Может быть, он работал в Нанси, хотя и был швейцарцем, о чем с таким важным видом сообщил ей. Тут она нахмурилась: Жиль Лапотер не какой-нибудь там менеджер. Скорее всего, он владелец банка! И хотя она уже поняла, почему Малли написала ему, Франсин недоумевала, почему же Малли скрыла от нее, что это будет коллективная увеселительная поездка. И в самом ли деле она знала, что умрет?