Линдси Келк - Я люблю Нью-Йорк

— Энджел, это мама. Я хочу сказать тебе, что мне удалось заставить отель возместить стоимость моего номера, потому что я жила с тобой. Так что эти деньги вернутся на твою кредитку. — Благослови Боже мою мать за то, что она всегда думает о делах насущных. — Я говорила с Луизой, и она очень извиняется, очень... Все твердит: «О, Аннетт, я не знаю, что делать...» Что ж, этой молодой леди надо было думать раньше. Еще я побеседовала с Марком. Чем меньше сейчас говоришь о том, как надо было себя вести, тем лучше, я думаю. В любом случае позвони мне и сообщи, каким рейсом собираешься вернуться. Папа тебя встретит, твою комнату я уже прибрала. Позвони мне, когда будет возможность. Надеюсь, ты хорошо... — последовала неловкая пауза, как бывает всегда, когда мать подбирает слова, — надеюсь, у тебя все нормально. Я люблю тебя, дорогая.

— Энджел, это Луиза. Пожалуйста, перезвони мне. Уже утро воскресенья, и я знаю, что ты действительно злишься и все такое, но... я честно прошу прощения. И я не знала, что делать, и, Господи Боже, я не могу говорить об этом по телефону. Я такая отстойная подруга. — Это чистая правда, подумала я. В ее голосе слышалось расстройство, но меня это абсолютно не трогало. — Я говорила с твоей мамой, это было просто ужасно, она не кричала на меня так с тех пор, как я привела тебя домой пьяной с вечеринки у Тима в шестом классе [1] Шестой класс в Великобритании — это последние два года обучения в средней школе, в течение которых ученики готовятся к сдаче экзамена по программе средней школы на повышенном уровне. — Здесь и далее примеч. пер. ... О да, у Тима сломана рука, но он придет в норму через пару недель. Перелом несерьезный. Э-э-э, позвони мне, ладно?

Я решила, что она может помучиться еще немного.

— Привет, это я, — начал он. Я положила руку на стекло и принялась смотреть на людей на улице. — Мне нужно было позвонить и что-то сказать. — Даже отсюда, с одиннадцатого этажа, я видела, как люди выходят из «Старбакса» с огромными ведерками кофе. Сейчас кофе пришелся бы как нельзя кстати. Кофе или «Самбука» [2] Ликер «Самбука» изготавливается из пшеничного спирта, сахара, аниса и ароматических трав. Часто подается к кофе. . — Мне очень стыдно за то, что произошло. С моей стороны это было невероятно глупо, и бессердечно, и, конечно, просто ужасно. — Вокруг площади столько магазинов. Мне, несомненно, стало бы лучше после шопинга. — Мне следовало сказать тебе о том, что происходит. — Хотя кондиционер в номере работал почти на полную мощность, я ощущала, как палит солнце, освещая всех этих прекрасных людей в коротких шортах и симпатичных футболках. — Я с Кэти, что же... Я должен был сказать тебе, что это серьезно. — Столько людей сновало туда-сюда. — Думаю, нам необходимо спокойно поговорить обо всем — об ипотеке и так далее, то есть ты не можешь просто исчезнуть, Энджел. — Я видела белок, мелькающих то тут, то там в листве деревьев. — Твоя мама сказала, что ты вроде бы в Нью-Йорке. Не знаю, правда ли это, но ты можешь мне позвонить? Да, я облажался, но ты должна мне позвонить, ты не можешь просто скрыться. Я не вернусь в этот дом. Я пока останусь с... Да, я не вернусь в этот дом, пока мы не поговорим. — Я заметила вход в метро за деревьями. Ух ты, метро! — Нужно обсудить, как мы будем действовать дальше. Я в самом деле люблю тебя, Энджел, но я просто больше не чувствую влюбленности. Как бы там ни было, позвони мне.

Я прижалась лбом к стеклу и «повесила» трубку. Хорошо же он пытается меня вернуть. Если для меня произошедшее явилось страшным потрясением, то он, скорее, испытал облегчение. Черт! И что мне теперь делать? Я не могу всю жизнь оставаться с мамой, а теперь я не могу еще и доверять друзьям. Я даже не могу с головой уйти в работу. Я внештатник и сейчас не так сильно загружена. Я глубоко вдохнула и отстранилась от окна, все еще касаясь стекла кончиками пальцев, когда решила набрать номер Марка.

— Алло! — раздался его голос.

— Это я. — Сильнее прижав руку к стеклу, прямо на линии горизонта, я продолжила: — Попрошу маму забрать вещи, она все сложит. — Я устремила взгляд на крыши зданий напротив и продолжала размеренно дышать. — Ноги моей больше не будет в этом доме, делай что угодно, я не вернусь.

— Ты у мамы? — с сомнением спросил он.

— Я не могу с тобой говорить, — ответила я, глядя вниз на парк и дыша медленно и глубоко. — И я не у мамы. Я в Нью-Йорке и не знаю, когда отправлюсь обратно. Так что иди и делай что хочешь и с кем хочешь, но никогда, никогда больше мне не звони.