Амели Нотомб - Катилинарии. Пеплум. Топливо

В седьмом часу мы вернулись в Дом. На снегу еще виднелись две цепочки свежих следов: одна вела к нашей двери, другая уходила к соседу. При виде их мы расхохотались, а особенно насмешил нас утоптанный снег под дверью, свидетельствующий о долгом бесплодном ожидании. Мы словно читали по этим следам; нам отчетливо виделось в них недовольное лицо месье Бернардена, который, надо думать, счел нас хамами из хамов: куда это мы посмели уйти, когда он пожаловал с визитом?

Жюльетта веселилась как дитя. Мне показалось, что она чересчур возбуждена: наша сказочная прогулка вкупе с афронтом доктора составили коктейль, ударивший ей в голову. Так бедна событиями была ее жизнь, что она реагировала на все исключительно остро.

Ночью моя жена спала плохо. Наутро начала кашлять. Я злился на себя: как я мог позволить ей бегать с непокрытой головой под снегом и глотать сотнями снежинки?

Простуда, ничего серьезного – но о прогулке в тот день не могло быть и речи.

Я принес ей в постель липовый отвар.

– Придет он сегодня?

Нам уже не надо было уточнять, кто это – «он».

– Может быть, наше отсутствие вчера его обескуражило.

– В прошлые разы в четыре часа у нас горел свет в гостиной. Мы можем не зажигать его.

– Вчера свет не горел. Это не помешало ему прийти.

– Эмиль, а мы вообще обязаны ему открывать?

Я вздохнул, подумав, что устами младенца глаголет истина.

– Хороший вопрос.

– Ты не ответил.

– Нет закона, обязывающего нас открывать ему дверь. Но из вежливости приходится это делать.

– А мы обязаны быть вежливыми?

Она снова попала в самую точку.

– Быть вежливым никто не обязан.

– Тогда в чем дело?

– Дело, Жюльетта, не в том, должны ли мы, а в том, можем ли.

– Не понимаю.

– Как, имея за плечами шестьдесят пять лет вежливости, в одночасье стать хамом?

– Неужели мы всю жизнь были вежливы?

– Сам факт, что ты задаешь мне этот вопрос, говорит о том, до какой степени в нас укоренились хорошие манеры. Мы так вежливы, что вежливость стала нашей второй натурой. Она подсознательна, а с подсознанием не поспоришь.

– Может, все-таки попробовать?

– Как?

– Если он постучит, а ты в это время будешь наверху, ты вполне можешь не услышать стука. Тем более в твоем возрасте. Это даже не хамство.

– А почему я буду наверху?

– Потому что я заболела, и ты сидишь у моей постели. И вообще, это его не касается. Подняться на второй этаж – что тут невежливого?

Я понимал, что она права.

В четыре часа я был наверху, в спальне, у постели больной. В дверь постучали.

– Жюльетта, я его слышу!

– Он об этом не знает. Ты мог бы и не услышать.

– Я его прекрасно слышу.

– Ты вообще мог бы спать.

– В этот час?

– Почему нет? Я больна, ты пришел посидеть со мной и уснул.

Я чувствовал себя все хуже. В горле стоял ком. Жена взяла меня за руку, как бы желая прибавить мне мужества.

– Он скоро перестанет.

Вот тут она ошибалась. Мало того что он не перестал – он стучал все сильнее. Я мог бы его не услышать разве что на шестом этаже. А дом у нас был двухэтажный.

Шли минуты. Месье Бернарден барабанил в дверь как одержимый.

– Он ее вышибет.

– Он сумасшедший. Бешеный.

Сосед между тем не унимался. Я представил его огромную тушу – долго дверь не выдержит под таким напором. А без двери зимой мы просто не выживем.

Дальше – больше: он принялся молотить кулаками непрерывно, с интервалом меньше секунды. Я и не подозревал в нем такой силищи. Жюльетта побелела; ее дрожащая рука выпустила мою.

И тут произошло нечто ужасное: в тот же миг я почти кубарем скатился с лестницы и открыл дверь.

Лицо нашего мучителя раздулось от гнева. Я так испугался, что не мог произнести ни звука и только посторонился, пропуская его. Он снял пальто, прошел в гостиную и уселся в кресло, которое числил своим.

– Я не слышал, как вы стучали, – выдавил я из себя наконец.

– Я знал, что вы дома. Снег нетронут.

Еще ни разу сосед не произносил столько слов подряд. Видимо, утомившись, он замолчал напрочь. Мне стало жутко. Его тирада доказывала, что он отнюдь не слабоумный. А судя по поведению, много хуже – опасный псих.

Потом, целую вечность спустя, он произнес еще одну фразу:

– Вчера вы ушли.

Это прозвучало как обвинение.

– Да. Мы погуляли в лесу.

Подумать только, я еще и оправдывался перед ним! Устыдившись собственной трусости, я заставил себя добавить:

– Вы так сильно стучали…

Трудно представить, сколько мужества понадобилось мне, чтобы пролепетать эти несколько слов. Но наш сосед в оправданиях не нуждался. Он слишком сильно стучал? Ну и правильно делал, раз все же вынудил меня открыть дверь!