— Знаешь, мам, — проговорила я раздумчиво, когда балерина за руку с «пернатым» дядькой вышла на поклон к зрителям из-за занавеса, — я бы, наверное, тоже хотела танцевать в балете. Очень хотела!..
А потом был купейный вагон поезда Уральск — Северск, две толстые тетки в одинаковых спортивных трико на верхних полках и бабушка на полке напротив. (Маме в самый последний момент не дали отгулов, из-за чего она ужасно переживала.) Тетки, хотя и так уже были жирные, беспрестанно что-то жевали: то картошечку с маслицем из баночки, то вареную курочку, то яички. Приглашали к столу и соседок по купе. Но бабушка вежливо отказывалась: у нее в сумке были свои яички, своя курочка и своя картошка в точно такой же банке из-под венгерского компота «Ассорти».
А мне вообще есть не хотелось. Я сидела у окошка, придерживая рукой занавеску, и считала, через сколько секунд в лесу появится новая «дырка». Лес все тянулся и тянулся — ближе к вечеру «дырки» в нем стали возникать совсем редко. Но в «дырках» по-прежнему показывались смешные деревенские домики, коровы и лошади, уныло жующие траву, или машины, мчащиеся по пыльной дороге. Я думала о том, что маме с папой нужно будет непременно написать письмо: про сороку с голубой грудкой, которая сидела днем на телеграфном столбе, про малюсенького жеребенка, подбежавшего к самому поезду, и вообще про все, что я видела в дороге.
Тетка в трико и розовой кофточке в очередной раз сползла подкрепиться сразу после Омска.
— Тань, а, Тань, ты будешь? — громко осведомилась она у своей товарки. Та с трудом оторвала от подушки помятое лицо с заспанными глазами, помотала головой и снова отвернулась к стене. «Розовая кофточка» расстелила салфетку, выложила на нее колбасу, огурцы и хлеб и принялась приставать теперь уже к бабушке.
— А почему ваша девочка ничего не ест? Может, ей колбаски дать? За всю дорогу ведь только полбутербродика и скушала! Она у вас что, больная?
Бабушка недовольно поморщилась и пожала плечами:
— Ну почему больная? Просто у ребенка в дороге нет аппетита.
— Просто я балерина! — с вызовом и гордостью встряла я.
Тетка округлила глаза и по-деревенски подперла рукой мягкий, неопределенной формы подбородок.
— Так ты в танцевальном учишься? — Часть подбородка стекла с ее ладони и повисла некрасивой складочкой.
— Почти.
— Не учится еще. — Бабушка посмотрела на меня строго и неодобрительно. — Только поступать едем.
С теткой, до этого взиравшей на «юную балерину «почти с умилением, произошла неожиданная метаморфоза. Она заколыхалась всем своим тучным телом, энергично замахала обеими руками и даже, кажется, увеличилась в размерах, как жаба в мультике.
— Да вы что! — запричитала она тоном, не терпящим возражений. — Ребенка мучить! Я-то думала, учится уже, а вы еще только везете. Поворачивайте, поворачивайте обратно!
Мне на секунду показалось, что «розовая кофточка» сейчас сорвет стоп-кран и насильно ссадит нас с бабушкой с поезда прямо посреди леса. Но, к счастью, та продолжала буйствовать, не двигаясь с полки.
— Эти балерины, они ж голодные вечно! Ни булочек им нельзя, ни мяска вдоволь! Всю жизнь морковные котлетки и чаек без сахара! А режим? У них же там как в суворовских училищах — все по звонку! Да и вообще, — тетка перешла на интимный полушепот, — вы же женщина, вы же понимаете: во-первых, детей рожать нельзя, во-вторых, говорят, по женской части у них у всех проблемы. Да и потом, замуж выйти в этом их училище нет практически никакой возможности.
Про «нет возможности выйти замуж» тетка явно врала. После «Лебединого озера» мама мне объяснила, что в жизни прекрасный Принц и Одиллия — муж и жена… Но не спорить же с этой толстухой, в самом деле? Тем более что спорить со взрослыми некрасиво.
Тем временем «розовая кофточка» постепенно прошла точку кипения и уже с почти миролюбивой укоризной закончила:
— Мучить везете собственную кровинку, мучить!
Бабушка возражать не стала, а только опять неопределенно пожала плечами — видимо, в глубине души она была с теткой согласна…
В Северск прибыли рано утром, быстренько выгрузились из поезда и от вокзала поехали на такси. Остановиться предполагалось у бабушкиной племянницы, маминой двоюродной сестры, которая жила на улице со странным, плохо запоминающимся названием. Адрес был записан в старом синем блокноте, и проще простого было прочитать его шоферу, но бабушка отчего-то заволновалась и с торопливой церемонностью попросила:
Читать дальше