Анна Смолякова: Замок из песка

Народу было еще совсем немного. По ярко освещенному, гулкому холлу вальяжно прогуливались респектабельные пары. Кто-то рассматривал фотографии артистов на стенах, а кто-то — собственное отражение, перетекающее из зеркала в зеркало. Сегодня давали «Спящую», и публика подобралась соответственная. Люди из этой категории общества ходят почему-то исключительно «на Чайковского». Будто Адан или Минкус чем-то хуже?

Я уселась на пустующую скамеечку в углу и вытянула перед собой усталые, гудящие ноги. И тут же, как чертик из коробочки, рядом возникла Артемова.

— Привет восходящим звездам российского балета! — Вероника оттопырила нижнюю губу и сдула со лба челку, загибающуюся у висков дурацкими рожками. — Ходят слухи, что тебе вчера здорово влипло от Третьяковой? Правда? Нет?

Я неопределенно пожала плечами. Радовать Артемову не хотелось.

— А еще говорят, что двадцатого все-таки будет танцевать Серебровская, а тебя не выпустят?

И этот вопрос я оставила без ответа. Выждав несколько секунд и убедившись в том, что никто не собирается оправдываться или гневно опровергать сплетни, Артемова принялась рассказывать о своих успехах на ниве воспитания юных дарований в колледже культуры. С распределением ей не повезло, танцовщиц с плохой фигурой в кордебалете Оперного хватало и без нее, поэтому ей предложили преподавательскую работу. «Но это только пока!» — говорила всем Вероника, делая настолько многозначительный акцент на последнем слове, будто ей светил, как минимум, Большой…

Я слушала вполуха. Ни особой любви, ни чрезмерной неприязни я к Артемовой не питала, но все же старалась по возможности держаться от нее подальше: Вероничка была себе на уме и, кроме того, слишком любила раздувать ажиотаж вокруг любых околотеатральных сплетен. Но отвязаться от нее не удалось. Она потащилась за мной в зал, села рядом во второй ряд партера, хотя обычно вместе со всей молодежью Оперного тусовалась на служебных местах перед самым амфитеатром. Да еще и во время спектакля вставляла свои ироничные комментарии через каждые пять минут. По мнению Веронички, и миманс, и кордебалет сегодня двигались, как стадо коров, Фея Сирени грохотала, как мамонт. В общем, для всех нашлись прототипы в животном мире. Одна лишь наша прима Лазорева избежала лестного сравнения, и то, вероятно, лишь из уважения к ее заслугам и званиям. Лазорева была немолода, но все еще хороша. Ее Аврора с бисерно-отточенной техникой и невыразимой легкостью движений, как всегда, сорвала шквал аплодисментов. Одного из четырех принцев-женихов танцевал юный зять примы Андрюша Чекалин. И угораздило же его неправильно выполнить поддержку, едва не уронив знаменитую тещу на пол! Анна Викторовна слегка наклонилась вперед и что-то неслышно прошептала несчастному Андрюше на ухо: со второго ряда было видно лишь беззвучное шевеление губ. Лицо ее при этом продолжало оставаться непроницаемым лицом юной принцессы. Зато Чекалин мгновенно побледнел, кадык на его худой шее судорожно дернулся.

— Вот сейчас он ее точно уронит! — радостно прокомментировала Артемова. — От ужаса. Представляю, как навешает она ему дома!

— Да-да, конечно… — «не в тему» отозвалась я. Меня волновало совсем другое. И это другое никак не согласовывалось с тем, что было написано в программке. Это другое вообще не согласовывалось ни с чем. Можно, конечно, было спросить у поразительно осведомленной во всех вопросах Артемовой, но уж очень не хотелось.

В антракте мы спустились вниз: я — чтобы зайти к тете Наде из костюмерного цеха, а Вероника — просто так, в качестве хвоста. Народ, не успевший вовремя в буфет и напуганный видом очереди, праздно слонялся по фойе. В воздухе стоял запах разномастных женских духов и театральной пыли.

— А мальчик-то твой уехал, — как бы между прочим произнесла Артемова, разглядывая облупившийся бесцветный лак на ногтях. — Все-таки сманил его в последний момент Рыбаков. Видела, сегодня вместо него Вихрев танцует?.. Точно тебе говорю — уехал! Подписал контракт и…

Что произошло после того, как был подписан контракт, я уже не слышала. Да и что могло произойти после этого? Что теперь имело смысл? Он был далеко не мальчик. В марте ему исполнилось тридцать пять лет. И он уехал…

«Он уехал…» было последним, о чем я успела подумать, прислонившись спиной к холодной мраморной колонне и медленно сползая на пол…

Вся эта история началась в один отнюдь не прекрасный осенний день 1994 года. Не прекрасным он был сразу по нескольким причинам. Во-первых, с утра зарядил нудный и холодный дождь, во-вторых, я проспала коллоквиум по основам электротехники, а в-третьих, все джинсы, перемеренные мной за последние полтора часа, оказались катастрофически короткими. Мои бедные, синеющие на октябрьском ветру щиколотки торчали из штанин, как лапки бройлерного цыпленка из целлофанового пакета. Выбираясь из-за очередного прилавка и на ходу поправляя цветастую пелерину своей допотопной бархатной парки, я подумала о том, что в приметы надо верить. Не зря, ох, не зря зловредная черная Муська сегодня с утра выскочила из-под кровати под ноги именно мне!