— Искать любовь — везде и всегда.
— Что, по-вашему, главное в женщине?
— Быть привлекательной в молодости и не ныть, когда стареешь.
— А в мужчине?
— Его инструмент для наслаждения.
— Вы знаете, в чем смысл жизни?
— Не люблю мудрствований: про себя никто ничего не знает. Надо уметь радоваться каждому дню — вот и все.
В Париже, в доме на холме, жил некто Поль Леото в окружении сорока котов и пятнадцати собак. Он был женоненавистником и запечатлел это в своем дневнике. Мать бросила его, когда ему было три дня от роду, возможно, потому он всех женщин считал шлюхами. Многие страницы дневника посвящены его связи с мадам Гайзак или с «Пантерой», как он ее называл.
Леото фиксировал все их разговоры. «Во время нашей первой встречи я велел ей показать мне грудь. Она тут же исполнила мое желание. А потом сама спросила: «А не хотите ли посмотреть еще кое-что?» Я сорвал прикрывавшую ее простыню и увидел прекрасное обнаженное тело — ни грамма жира, как у юной девушки. Так и хотелось осыпать его поцелуями».
В другом месте своего дневника Леото утверждает: «Все эти любовные истории так однообразны и утомительны. Мне не надо иного счастья, как сидеть вечерами дома с четвероногими друзьями, с моими книгами и вот этими листами бумаги. Только в них я нахожу истинную ценность жизни».
Влияние эротики ощущается во всех сферах парижского бытия, начиная от кухни и кончая газетами. Диетолог Брийя-Саварен советует мужчинам почаще есть рыбу — по примеру дервишей, которые остаются совершенно равнодушны к одалискам, покуда едят баранину, но стоит им утолить голод рыбой, тут уж одалискам никакого покоя нет.
Или возьмем загадочные, полные эвфемизмов газетные объявления начала века: «Японские гравюры на любой вкус», «Дамское белье. Разрешаются примерки», «Мисс XXX дает уроки английского языка. Весьма требовательна».
Даже Флобер в угоду вкусам публики писал: «Как много потерял тот, кто ни разу не просыпался в чужой постели рядом с незнакомкой, которую никогда больше не увидит, кто на рассвете не выходил крадучись из борделя, чувствуя такое отвращение к жизни, что впору броситься с моста вниз головой».
«Женщина, — пишет Бальзак, — тончайший инструмент для наслаждения». Ренуар и Тулуз-Лотрек, посещавшие сомнительные пансионы на улице Мулен, и натурщиц себе подбирали из числа их обитательниц. Одна из них как-то заявила: «Я придерживаюсь строгих правил — не хожу ни в кафе, ни на танцы, ни на свидания. Вообще нигде не бываю, кроме своего борделя».
Тулуз-Лотрек никогда не изображает этих женщин в одиночестве: вокруг них как бы витает дух смерти. На заданный ему вопрос: «Отчего у ваших моделей такие ужасные лица?» — он ответил: «Оттого что таковы они и в жизни».
Ренуар же, напротив, приукрашает свои портреты. Женщины на его полотнах свежие, румяные, пышные, как бы пронизанные светом. А вот в танцовщицах Дега ощущается усталость.
Или возьмем, к примеру, старые порнографические альбомы. Эти ню возлежат на индийских шалях на фоне бархатных портьер и бронзовых ваз, округлые формы непременно прикрывает прозрачная вуаль, а вот те же самые тела на берегу озера, в свежескошенном сене или в фотостудии, где, несмотря на огромные печи, вид у натурщиц какой-то скованный, неестественный, точно они зябнут, и призывные позы вызывают не вожделение, а жалость.
Париж поставляет «персонал» во многие бордели мира. Некий знаток этого вопроса утверждает, что, начиная от Кубы до Гонконга, нет ни одного дома терпимости, где не нашлось бы парижанки. И наоборот, во французских борделях обязательно есть хоть по одной негритянке и еврейке. Объяснение этому факту следует искать в колониальных устремлениях Франции и «деле Дрейфуса». Подобно тому как итальянские публичные дома не обходятся без жительниц Болоньи или Феррары.
У итальянцев, пожалуй, в этой сфере есть приоритет. Еще в пятнадцатом веке, на Сицилии, ввиду повышенного спроса принц Альфонсо Арагонский высочайше дозволил открыть «дом для удовлетворения гнусной похоти» (определение принадлежит социалисту Феличе Каваллони). С тех самых пор обязательно находятся люди, объявляющие бордель «средством социальной защиты». Однако же тут надо учитывать и нравы, обычаи. Супружеские отношения всегда были у нас чересчур целомудренны и скучны. Вспомните безутешного героя «Гепарда» у Томази ди Лампедузы: «Я пока что мужчина в самом соку, так может ли меня взволновать женщина, которая перед каждым объятием крестится, а в самый ответственный момент беспрестанно повторяет «О Святая Дева Мария!». Когда мы поженились, ей было шестнадцать, и я еще мог не обращать на это внимания, но теперь… Она мне родила семерых детей, семерых, а я в жизни не видел ее пупка. Разве это по-людски?»
Читать дальше