Дмитрий Басаргин: Море, солнце и…

— Мне пора работать. Извини.

Музыкальный центр, тем временем доиграв какую-то разухабистую песню на «ридной мове», замолк. Не сам, конечно. Бармен Сергей вырубил, у них с шефом уговор — после особо тяжелых песен давать Бандерасу (кличка-сокращение) пару песен перекура, не больше. Публика-то идет на живую музыку, под центр можно и в варьете напротив позависать. Эксплуататоры трудового народа.

Публика разошлась по своим столикам и весело замелькала рюмками.

— Ну тогда смотри!

Она сказала это очень тихо, почти шепотом, но с такой внутренней силой, что он услышал в этом неожиданно низком голосе… Что же он услышал?

Вступление, тихий ритм, сразу с педалью. Все, конечно, смотрели «От заката до рассвета» тов. Родригеса с тов. Клуни и Тарантино в ролях отвратительных гангстеров. И уж, конечно, все помнят песню, где героиня Хайек танцует в объятиях удава-альбиноса. Песня та же, обстановка несколько иная. Очень странно… Откуда-то повеяло запахом дешевого бара, выстроенного в ацтекской пирамиде — запахом десятков разгоряченных тел, моря дешевого алкоголя, разлитого и выпитого, старого дерева, отполированного каблуками и лицами…

Она отошла на пару шагов от сцены и встала прямо перед ним так, чтобы было видно ее всю. Сначала она двигалась совсем чуть-чуть, чуть покачивая бедрами, чуть отбивая ногой такт, чуть усмехаясь. Даже если просто взглянуть на нее под другим углом, могло показаться, что она стоит на месте и играет с музыкантом в игру «гляделки». Есть такая игра, с нее начинается любое знакомство. Потом медленно, медленно, как будто задумчиво и очень женственно, ее тонкие руки поплыли вверх. Он смотрел и не переставал удивляться — эти плавные движения, от них веет таким уверенным в себе женским лукавством, такой обволакивающей беззащитностью… Всем тем, что, наверное, называли забытым ныне словом «нега». Перед ним танцевала маленькая женщина, знающая очень хорошо, на какой крючок ловятся глупые гитаристы-латинос. «Хорошо, что я не набоковский Гумберт…»

Поднимая руки вверх, она захватила кончики своих длинных черных волос, а потом отпустила, но не все сразу. И они падали тяжелыми прядями, падали… Было ощущение, что под эту песню она танцевала сотни раз, настолько четко она ловила все переходы — из спокойного куплета в буйный припев…

Ее нога вдруг взлетела вверх, так быстро, что он почти не увидел, а скорее почувствовал это кордебалетное па. Она отклонилась всем гибким телом назад почти до «мостика», волосы качнулись в сантиметре от земли. И вдруг, вернувшись назад, выбросила к нему обе руки. У нее, оказывается, тонкие чувственные пальцы, пальцы женщины, только без маникюра.

И тут, словно кто-то щелкнул пальцами, Виктор перестал видеть в этом танец. Это и не было больше танцем. Делала ли она подобие фуэте, запрокинув голову, взбивая юбку и волосы черным пламенем, выбрасывала ли вперед стройную ногу — это не было танцем.

Это было просто движение.

Так птица вспарывает крыльями воздух, смертоносно изящный гепард гонится за антилопой, электрический скат парит в прозрачных глубинах моря. Просто движение.

Но, мой Бог, какое красивое это движение!

И все это… Полуприкрытые глаза, трепещущие крылья носа, чуть приоткрытые губы на этом прекрасном юном лице — все дышало такой трагической грацией… Казалось, сама Ночь спустилась к нему, таящая наслаждение и опасность одновременно. Стоны любви и стоны ударенного ножом ведь так похожи!

Вместе с взмахом руки царственным жестом головы она бросила волосы вверх-назад.

И все остановилось. В оцепенении.

«Ф-фу, как хорошо, что я не Гумберт…».

Захлопали за забором.

Она подошла, как будто спустилась на Землю, попирая ее, пыльную, своими маленькими каблучками.

— Я танцевала для тебя. Понравилось?

— Да.

— Женщина не танцует для мужчины просто так. Это всегда… что-то значит. Понимаешь? И… все это видят и понимают, и мои братья, они абреки. Вон там сидят.

И тут произошло страшное. Наш герой захохотал, захохотал тем неожиданнее, что секунду назад смотрел на нее чуть ли не как на ангела, сошедшего вниз. Но простим ему! Он пережил сильное потрясение, а оно, как известно, предполагает самые неожиданные реакции. С таким же успехом он мог упасть в обморок со своей табуретки.

Однако она не простила. Вспыхнув, со свистом вонзила свой взгляд куда-то ему под ключицу, повернулась так, что подолом взметнула пыль и удалилась, грациозная и гордая.

Работа закончилась около часа ночи. Заведение работает до последнего посетителя — закон. И последняя пара — мужик, стриженый ежиком и с брюшком, и его дама — благоразумно решили поэкономить силы и ушли расслабленной походкой около часа.