Кайден
Каждый раз, закрывая глаза, всё, что я вижу – это Келли. Келли. Келли. Келли. И практически ощущаю мягкость ее волос и кожи, вкус, запах ее шампуня. Я скучаю по ней так сильно, что порой не могу даже вздохнуть. Если бы у меня была возможность спать вечно, то я бы держался лишь за одну вещь, которая делает меня счастливым. Но, в конечном счете, мне приходится открыть глаза и посмотреть в лицо реальности, которую я сам создал для себя.
Мучения.
Боль.
Это все, что осталось в моей жизни.
Наверное, я не заслуживаю того, чтобы думать о Келли, не после того, что я натворил и не после того, как она нашла меня... таким. Теперь она знает мой секрет, самый темный, что я скрывал внутри себя еще с детства и который является слишком большой частью меня. И самое плохое заключается в том, что она не услышала правды от меня. Она узнала ее от моей матери.
Хотя, оно и к лучшему. Келли может продолжать жить своей жизнь и стать счастливой, не успев погрязнуть в моих проблемах. А я останусь здесь, с закрытыми глазами, и буду удерживать ее в памяти так долго, как только смогу, потому что это именно то, что заставляет меня дышать.
~ ~ ~
Я никогда не боялся смерти. Отец начал выбивать из меня дерьмо еще в детстве, и скорая смерть всегда казалось неизбежным фактором. Потом Келли вошла в мою жизнь, и мое смирение с ранней смертью было сломлено. Теперь мне страшно умирать, и понял я это после того как порезал руки. Помню, как смотрел на капли крови, падающие на пол, а затем пялился на окровавленный нож в руке. Все сомнения и страх накатили на меня, и я пожалел об этом. Но все уже было сделано. Заваливаясь на пол, всё, что я мог видеть – печальное лицо Келли, после того, как она услышит новости о том, что я мертв. Там не будет никого, чтобы защитить ее от мира, если я уйду. Она нуждается в защите, и заслужила ее больше, чем кто-либо. А я просто гребанный мудак, который не может дать ей даже этого.
Примерно через две недели после происшествия меня направляют в клинику Бреймена, которая не на много лучше больницы. Она расположена на окраине города, недалеко от мусорной свалки и старого трейлерного парка. Скудная комната, с гладкими белыми стенами без каких-либо украшений, на полу потемневший линолеум. Воздух здесь не такой простерилизованный, как в больнице, и вонь со свалки иногда проникает в мою комнату. Хоть здесь и не так много людей, которые хотят убить себя, они все равно любят говорить об этом. Я пробыл здесь уже несколько дней, и не уверен, когда буду готов поговорить об этом. И вообще не уверен во многих вещах.
Я лежу в постели, на которой провожу большую часть времени, и смотрю в окно, гадая, чем Келли занимается прямо сейчас. Надеюсь чем-нибудь веселым, тем, что делает ее счастливой и заставляет улыбаться.
Вот-вот наступит время моего осмотра, поэтому я медленно сажусь на кровати, кладя руку на то место, где меня залатали. Нож чудесным образом не задел жизненно важные органы, поэтому травма была не такой серьезной. Мне повезло. Именно это все кругом твердят мне. Еще повезло, что я не порезал крупные артерии на запястье. Повезло. Повезло. Повезло. Это слово кружит по кругу, когда все пытаются напомнить мне, как драгоценна жизнь. Я не верю в удачу, и к тому же не уверен, что считаю выживание везением.
Несколько раз, что я был в больнице, думал о том, чтобы рассказать кому-то, что произошло на самом деле, но я был так накачан болеутоляющими и никак не мог разобраться в своих мыслях. Когда же туман в моей голове рассеялся, то смог взглянуть на ситуацию в целом. Я только что отпинал задницу Калеба, меня считают неуравновешенным, а шрамы на теле вызвали подозрение о самоувечивании. Я пойду против отца и проиграю, как это было всегда. Нет смысла рассказывать кому-то о том, что случилось на самом деле. Люди видят только то, что хотят.
Медсестра входит в комнату с моей картой, на ее лице играет радостная улыбка. Она довольно взрослая, со светлыми волосами и темными корнями, и у нее постоянно отпечатывается красная помада на зубах.
— Как у тебя дела сегодня, милый? — спрашивает она громко, словно я ребенок. Этот же тон врачи используют на мне, потому что я – подросток, что вскрыл вены, а после пырнул себя кухонным ножом.
— Нормально, — отвечаю ей и беру маленькие белые таблетки, что она мне дает. Не знаю, зачем они нужны, но думаю что это какое-то успокоительное, потом что каждый раз, когда я проглатываю их, то словно выпадаю из сознания. И все замечательно. Боль притупляется, а это все, что я когда-либо хотел.
Читать дальше