Эжен Лабиш - Соломенная шляпка и другие водевили

Аделина. Ну, раз велел, значит — делайте… За дрова-то ведь не вам платить. (Уходит в левую дверь, унося занавески.)

Питуа (разжигает камин). Это в августе-то месяце разжигать огонь, да еще в день свадьбы!

Селимар (входит из правой двери, в папильотках и пеньюаре). Ну как, разжег камин?

Питуа. Вот раздуваю.

Селимар. Нельзя ли поскорее!

Питуа. Мсье холодно?

Селимар. Да… Открой окно и закончи мою прическу. (Берет стул, стоящий у стола, и садится напротив растапливающего камин Питуа.)

Пи ту а (подходит к левому окну и открывает его. В сторону). Теперь он хочет, чтобы я открыл окно… Чудеса!.. Прямо чудеса! (Громко.) Сколько мсье желает локонов? (Встает позади Селимара и начинает его причесывать.)

Селимар (сидит). Чтобы они были по всей голове — всюду, и чтоб имели естественный вид.

Питуа (причесывает его). Этим уже дела не поправишь… Если человек женится и в августе месяце велит затопить в комнате камин…

Селимар. Ну и что же?

Питуа. Я уже сказал, мсье, то, что считал своим долгом сказать…

Селимар (просто). Ты неудачно женился, и тебе теперь всюду чудятся катастрофы… Конечно, не очень приятно, когда обнаруживаешь такое… дело…

Питуа. Да я-то, собственно, ждал этого. Потому как Пульхерия вдруг стала помадиться, душить платки, а когда горничная начинает помадиться…

Селимар. Нда-а, скверный признак! (Указывает на прическу.) Взбей немножко! Взбей!.. Ну и как же ты поступил с твоей женой? Выгнал?

Питуа. Нет, мсье. Она ведь получала пятьсот франков в год, и мы клали их в банк.

Селимар. Это, конечно, причина существенная… Ну, а что ты сделал с соперником — выбросил его в окошко?

Питуа. Нет, мсье. Во-первых, это запрещено полицейскими правилами, а потом — он сильнее меня.

Селимар. Ого, значит, детина был на славу!

Питуа. Еще какой мужчина! Завидный — совсем как мсье.

Селимар. Взбей… взбей получше…

Питуа. Только счастья это ему все равно не принесло.

Селимар. Что, умер?

Питуа. Да нет, стал привратником. (Снимает накидку.) Мсье завит.

Селимар (встает, обходит стул справа). Хорошо… подложи поленьев в огонь и убирайся.

Питуа (кладет в камин полено. В сторону). Это в августе-то месяце!.. Чудеса! Прямо чудеса!.. (Уходит влево.)

Селимар один.

Селимар (открывает секретер, стоящий в глубине справа, и вынимает чрезвычайно изящную шкатулку). Вот она, моя коллекция, — письма моих крошек… Не скрою: любил дамочек. (С грациозным поклоном.) И до сих пор люблю, и всегда любить буду. Но, раз я женюсь, придется расстаться с этими прелестными сувенирами… Вот я и велел разжечь камин — чтобы совершить жертвоприношение… Посмотрим: говорят, огонь все очищает. (Ставит шкатулку на стол, вынимает из нее связку писем, садится.) А, письма Нинет — моей последней любви… Почерк крупный, капризный — совсем как ее характер… (Встает.) Не важно! Зато у этой женщины были прелестные достоинства!.. И, главное, был муж: всегда любил замужних женщин… Женщина, у которой есть муж… есть дом, привносит в связь атмосферу семейного очага, какой-то порядок, пристойность. А ведь нынче так трудно найти в любовнице пристойную женщину. Ну и расходы, естественно, — пустяковые: цветы… несколько коробок конфет! Правда, существует муж — немалая обуза, который вдруг воспламеняется к вам бешеной любовью, посвящает вас во все свои дела, спрашивает совета, донимает поручениями, — это, конечно, оборотная сторона медали. Но я всегда был внимателен к мужьям — такова моя система. Вот, например, муж Нинет — Бокардон, агент по продаже индиго: мы с ним даже на «ты» были… Но, к счастью, такая дружба недолговечна: раз, и точно ножом отрезал… А все-таки Бокардон был славный малый — и такой услужливый… Например, эти письма — ведь это он мне их доставлял, приносил в собственной шляпе. Мы уговорились с Нинет: если Бокардон говорит мне: «Кстати, жена просила узнать, что ты думаешь насчет Северных…», это означало: «Жена прислала тебе письмо — посмотри под подкладкой моей шляпы, слева…». Я смотрел и… (Показывает письма.) Вот!.. О, эта женщина любила порядок: она экономила на марках!.. Бедные супруги! Им меня очень будет недоставать… Ведь без меня в доме ни один вопрос не решался: я был вроде как их представитель — по линии сердца. Ну ладно, летите в огонь, воспоминания! Больно мне это делать, но… (Бросает письма в огонь.) Прощай, Нинет! Прощай, Бокардон! (Берет из шкатулки вторую пачку.) Перейдем теперь к этим!

Селимар, Коломбо.