— Если брать во внимание полную конкретику, то уважаемая мадам Берестова не может со мной не согласиться, что в кухарках она была бы полезнее, при всему моему уважении – иронично прошипела Мерин.
— Кто о чем? Какое уважение, какие речи? Вы посмотрите на себя. Ни в вену не попасть ни даже внутримышечное сделать! Да хоть бы раз диагноз правильный выставлен был! Так ведь ни разу! Даже аппендэктомию самостоятельно не смочь сделать? — уже без флера "как бы шуточности" врезала медсестра.
— Я могу на себя посмотреть. От моего вида зеркала не трескаются! — отбрила Мерин.
В этот момент Левину показалось, что сейчас начнется смертоубийство и потому он все же вмешался, появившись как утреннее солнце. Обе сотрудницы, красные, словно спелые помидоры, заткнулись нехотя. Робкий зубной врач, который, несмотря на свою грозную гопническую фамилию, был трусоват и по этой причине все время попадал в нелепые ситуации, старательно тер стекла очков платочком, словно бы и не видя и не слыша происходящего в шаге от него.
Военврачу очень хотелось сказать что-то более подходящее к моменту, вроде слова "Брек!", как говорят на боксерском ринге, но он просто строго посмотрел и пригласил к себе в кабинет медсестру Берестову. Где и отсыпал ей полной меркой обеими руками за несоблюдение этики и субординации. Грубиянка повторно распунцовелась и ответила только, что врачей она уважает, а вот всяких самозванок безграмотных она уважать не будет, потому что так лечить – вредительство сплошное. И вывалила начальнику с десяток вопиющих ошибок, сделанных только за прошедшую неделю доктором Мерин. Это несколько поменяло ситуацию, потому как Левин всерьез испугался. Сказанное пахло трупами, что совсем не нужно в нормальном учреждении. И сегодняшняя флегмона лица явно в перспективе грозила самыми худшими последствиями. Действительно, так дворник бы и то не сделал!
Отпустил медсестру с внушением, затребовал истории болезней, еще раз ужаснулся. Особенно разозлило то, что и почерк у Мерин был не врачебный, а разборчивый и понятный. Самое то – следователю читать без запинок!
Пригласил к себе врачиху, позадавал ей вопросы. Понял, что хорошо, что уже вся шевелюра седая, дальше уже седеть некуда. Попытался вразумить докторшу. И совсем обалдел, когда она ляпнула:
— Вы впустую придираетесь ко мне, гражданин Левин, потому что вы – антисемит!
Редкий случай в жизни, когда он так удивлялся, что пару минут не мог произнести ни слова. Потом все же взял себя в руки. И выпроводил дуру набитую без крика и рева. Хотя и хотелось. И покричать и пореветь. Вместо этого озадачился и после хлопот сумел таки откомандировать ее на учебу куда-то в тартарары, за край земли, то ли в Томск, то ли в Омск, где, как считал не слишком сведущий в географии, Левин уже видать слонов, что на черепахе стоят или что-то вроде того. И постарался обставить это дело так, чтоб назад врач Мерин уже не вернулась, хотя кадровики и пообещали разборчивому лекарю, что больше ему врачей не пришлют.
Еще начштаба донимал постоянно. Если от строевой подготовки медиков удалось отбрыкаться, то вот от огневой и командирской подготовки – фигушки. Пострелять многие согласились и пришлось выкраивать время для этого, да лекцию прослушать – это таки не шаг печатать. Левину пришлось согласиться, тем более что учеба все же должна быть в принципе, как ни увертывайся. И, кстати, пришлось и конференции врачебные тоже проводить, хотя бы в простеньком формате. В течение месяца сам прочитал выступление "Сложный случай удаления желчного пузыря", терапевты из госпитального взвода разродились очень своевременной лекцией "Как улучшить диагностику сифилиса", весьма актуальной, да и назойливость Берестова вынудила дать и ему слово с темой "Организация стрелковых подразделений в РККА". Разумеется, сам он ее прочитать не мог из-за дефектов дикции, поэтому написал текст, а читала его жена. Голос у нее оказался вполне роскошным, трубным и звучным, и она же потом отвечала на вопросы, переводя и разбирая на удивление легко неудобьсказуемые ответы мужа.
Несколько позже настырный старший лейтенант сумел выбить на командный состав медсанбата и личное оружие, хотя одолеть бюрократические препоны было очень и очень непросто, со снабжением – и это Левин знал из первых рук – было все очень сложно и многодельно, а вот выход получался никакой совсем.
Упорный начштаба сумел добыть револьверы, причем что удивило – польские, с польского же армейского склада. Потом по мере своих сил рассказал, что да как. Дело в том, что поляки купили оборудование фабрики Нагана и лепили себе наганы и дальше, после отделения от империи. Оказалось, что у них это был основной образец, выбранный после анкетирования полицейских и армеутов. А для начальника Берестов расстарался и теперь у Левина в ящике стола в кабинете лежал тяжелый черный Кольт, правда, тут его именовали как ВИС. Переделали поляки американскую стрелятельную машину, и ВИС пошел привилегированной публике – танкистам, авиаторам, еще кое-кому из начальства, а в основном у поляков был наган. Когда и тульский, когда собственного производства, отличавшийся только клеймом "Радом". Была еще пара образцов, но редко встречалась. Впрочем, врач относился к пистолету скорее, как к символу власти, типа скипетра у царя, а не как к оружию и смертоносной машине.
Читать дальше