Николай Берг - Мы из Кронштадта. Подотдел коммунхоза по очистке от бродячих морфов

– Что молчишь как партизан, сын нерусского народа? – участливо спрашивает майор Брысь нахохлившегося Ильяса.

Снайпер неприязненно молчит. Потом тихо и неразборчиво начинает что-то кряхтеть себе под нос.

А что тут скажешь, операция прошла из рук вон плохо, а сам Ильяс облажался по полной. И для самолюбивого и гонористого человека, каким и является наш снайпер, этот конфуз вдвойне неприятен.

Да еще и чертов майор вместо крика и ора ведет вежливый разговор, тут скандал не устроишь и с темы не спрыгнешь. Остается кряхтеть и шептать себе под нос всякое, чтоб остальные не расслышали.

Честно говоря, мне сейчас Ильяса жаль: последнее время ему сильно не везет, причем началось это как раз в начале апреля в моем присутствии. Сначала мы ввязались в показавшуюся Ильясу очень выгодной комбинацию, ан в итоге остался он без передних зубов; затем его супруга узнала про эскападу в госпитале. Смешно было предположить, что масштабная зачистка такого учреждения, да еще сводной группой алебардщиков и тому подобных вояк с холодным оружием, останется тайной. Разумеется, разговоров было по Кронштадту много. Опять же Ильяс, настояв на восточных доспехах и оружии для своей персоны, выглядел даже на общем фоне латников более чем экзотично. Одна булава с бычьей головой потом сколько раз поминалась.

Разумеется, жена узнала, что он ввязался в рукопашную драку. Уж что там у них произошло, никому не известно, но после общения мужа и повелителя с восточной раболепной и покорной женщиной на утренний сбор он пришел несколько не в себе, каким-то встрепанным и совершенно неожиданно для всех, а в первую очередь для себя, ляпнул:

– И лучшая из них – змея. Велик Аллах и Магомет пророк его!

Потом была реорганизация нашей охотничьей команды. Нас прибрали к рукам и построили, да еще теперь командует нами этот самый майор с нелепой фамилией Брысь. То есть и с командирства Ильяса попятили. Вроде бы как замом он остался, но кто понимает, тому растолковывать не нужно.

И даже прозвище это, которое сейчас прозвучало, сам же Ильяс себе и спроворил, когда, унимая разбушевавшегося спьяну соседа, на его возглас: «Я сын русского народа, а ты кто?» – меланхолично ответил: «А я сын нерусского народа. Пошли спать, а?»

Мужик стушевался и, обуреваемый когнитивным диссонансом [1]отправился баиньки, а Ильяс утром не подумав толком, похвастался своей удачей в знании психологии соседа. И все. Пропал.

– Ты что, совсем не слышал, что Блондинка сзади прошла?

Ильяс ежится дальше.

Морф, на нейтрализацию которого мы в этот раз отправились, и впрямь прошел у сидевшего в засаде Ильяса прямо за спиной, далее спрыгнул со второго этажа, проскользнул под носом у пары наших стрелков, потом уже морфа засек Серега, но тоже опоздал, и очередь из пулемета пропала зря.

Сереге тоже вставили фитиля, тем более что и впрямь промазал, а это с нашим пулеметчиком редко бывает. В отличие от Ильяса Серега, когда злится, щурится. Вот сейчас Серега щурится, а Ильяс кряхтит и ежится.

– Резюмирую, – говорит майор, – день угробили бездарно и бестолково. Морф второго вида, средний, облапошил нас сегодня, как малых детей. Чудо, что живы остались. Но такое везение нам не всегда будет выпадать. И к слову – то, что морф при жизни был блондинкой, тоже сослужило нам плохую службу. Расхолодились, раззявились. Так вот, напомню: если зомби удалось стать морфом, он уже не дурак, значит. И все анекдоты про тупых блондинок сочиняли несчастные брюнетки долгими одинокими вечерами, это тоже забывать не след… Так что единственная, кто сегодня молодцом, так это Хундфройляйн. Умница-девочка. Если б не она, думаю, что у нас были бы сегодня похороны разных глухих и нерасторопных. Доктору объявляю порицание, – совершенно неожиданно заканчивает майор.

– Мне-то за что? – удивляюсь я.

– Подумайте на досуге. Все свободны.

Начинаем расползаться.

Веселой выглядит только умница-девочка, немецкая овчарка, которую за боевые заслуги майор всегда величает деликатно Хундфройляйн – «моя собака по имени Фрейя».

Остальные выглядят хмуро.

Придерживаю за рукав Ильяса.

– Ну? – мрачно спрашивает он меня.

– Давай ко мне зайдем, – предлагаю ему.

– А зачем?

– Мысль одна возникла, надо бы попробовать.

– А да ну все к иблису, очень мне все это надо, не мальчик уже. Открою пекарню, катись оно шаром…